Когда сможешь делать сплесни и узлы вязать,
Будешь трубку ты курить и табак жевать.
После захода солнца курить запрещалось всем — во избежание пожара. Оставалось жевать табак. Кстати, жевали его и во время корабельных работ — лазая по вантам, выбирая трос, прибирая палубу — потому что совмещать их с курением трубки было практически невозможно. Изжеванный табак простые матросы не выбрасывали, а сушили, а потом набивали им трубки. Если запасы жевательного табака подходили к концу, жевали каболку (просмоленный канат).
Курили в основном прессованный табак — табачные листья, свитые в веревки, которые можно было нарезать кружкaми; так он лучше сохранялся, занимал меньше места и впитывал меньше влаги.
Основные плантации табака располагались в Новом Свете, стоил он там недорого, хотя в Европе считался ценным товаром. В1630 году за фунт английского табака платили два пенса. Сахар ценился куда дороже, поэтому в колониях — на Барбадосе, Мартинике, Ямайке — табачные плантации постепенно вытеснялись сахарными. Поскольку производители табака зачастую были связаны с пиратами, власти покупали услуги флибустьеров — Франсуа д'Анженна, Генри Моргана — для обуздания пиратов и побуждения их заняться возделыванием сахарного тростника. Французы выращивали табак на четырех наиболее густонаселенных островах — Сен-Кристофе, Мартинике, Гваделупе и Сан-Доминго. Табачные мануфактуры работали в Париже, Морлэ и Дьепе. Налоги, взимавшиеся на табак на континенте, взвинтили на него цену, поэтому курильщики пристрастились к табаку из Виргинии, стоившему много дешевле. В качестве любезности в ответ на существенное увеличение импорта виргинского табака во Францию англичане старались воспрепятствовать набегам флибустьеров на французские «сахарные» острова.
Табак долгое время считался лекарственным средством. В Европе ученые доктора рекомендовали использовать его в виде отвара — как рвотное или слабительное; в виде компресса — для заживления ран и язв, лечения опухолей и болей в подреберье; в виде водного экстракта — для промываний и клизм при лечении запоров, апоплексии, лихорадки; делать ингаляции для стимуляции легких при астме и водянке, а также применять в качестве мочегонного средства. Из зеленых листьев табака готовили компрессы, лечив таким образом чесотку лишаи, паршу, золотушные струпья, изводя вшей. Считалось, что они помогают также от невралгии, подагры, ревматизма и зубной боли. Однако «табачная профилактика» отнюдь не ограждала флибустьеров от заразных болезней, от которых погибало больше людей, чем от нуль.
Теснота и антисанитарные условия способствовали распространению тифа, кори, дизентерии, оспы; отсутствие витаминов было чревато цингой; сойдя на берег, моряки подхватывали малярию, желтую лихорадку или венерические болезни. Никаких поблажек для больных при этом не делалось: пока пират мог держаться на ногах, он выполнял свою работу на корабле и шел в бой.
Каким бы тяжелым ни был труд моряков, у них всё же оставалось время для отдыха. Игра на деньги — в карты и кости — на борту была обычно запрещена под страхом жестокого наказания. Для развлечения иногда палили из пушек, но если порох приходилось экономить, оставались «культурные» забавы — танцы и песни. В спокойную погоду музыканты наяривали джигу, завезенную ирландцами и шотландцами, или матлот — танец французских моряков. С 1653 года появляются упоминания о меренге — танце доминиканского происхождения, придуманном, как говорят, кем-то из пиратов, лишившимся одной ноги и подобно Джону Сильверу ковылявшим на деревяшке. В этом танце все па выполнялись одной ногой, другая при этом не сгибалась. В музыкальном сопровождении объединялись африканские ритмы и элементы европейской кадрили. Название, по одной из версий, происходит от английского merry ring — «веселый круг», поскольку танец был хороводный. Что касается песен, то это были в основном длинные баллады, героями которых нередко выступали легендарные пираты. Кроме того, именно пираты придумали бег в мешках — развлечение, доступное и плохим танцорам, и тем, кто был лишен слуха и голоса.
Бывалые «морские волки» передавали новичкам предания и обучали «верным приметам». Например, в штиль высвистывали ветер, для чего у капитанов и боцманов имелись «заговоренные» свистки, которые хранились в молитвенных шкатулках и использовались в самом крайнем случае. Количеством посвистов определялись желаемые сила ветра и его продолжительность. Зато свистеть «просто так» грозило бедой, и за это на судне сурово карали. Ветер можно было вызвать и другими способами: побултыхав шваброй за бортом судна, поцарапав мачту ножом или хотя бы ногтями, облив паруса водой, привязав к вантам ботинок или выбросив за борт какой-нибудь предмет в дар морским богам. Но если всё это не помогало, оставалось как следует выпороть юнгу, чтобы он визжал на весь океан.
Просто вызвать ветер было мало — надо, чтобы он был попутным. Для этого моряки брали с собой карманные платки с узелками на четырех углах, которые символизировали четыре стороны света. Развязывая нужный узелок, они пытались изменить направление ветра. Если подул тот ветер, какой надо, то уже никто не свистел, швабру прятали подальше, за борт ничего не бросали и веслами не пользовались: грести при ветре — дразнить его.
Чихание при отплытии на левом борту сулило кораблекрушение, зато на правом — удачу в плавании. Если моряка, стоявшего на левом борту, «разбирало», он опрометью бросался на правый борт, чтобы чихнуть там.
Бывало, представители разных народов по-разному толковали приметы. Например, англичане ни за что не вышли бы в море в пятницу — день распятия Христа, а уж тем более 13-го числа. Зато португальцы и испанцы считали пятницу благоприятным днем для начала плавания, поскольку Колумб отправился в свое первое путешествие к американским берегам именно в этот день недели.
Моряки верили в существование гоблинов — злых духов, прятавшихся на корабле и чинивших всякие козни, русалок и ведьм. Баскские корсары считали, что ведьмы могут, обернувшись волнами, преследовать моряков от Бискайского залива до острова Ньюфаундленд или взбираться на мачты кораблей, чтобы рассыпать дьявольский порошок, напускающий злые чары. Когда корабль «Мартико» из Сибура потерпел крушение, судовладелец подал на команду в суд, и во время процесса все матросы как один дали показания, что бурю вызвали ведьмы.
Даже страдая от голода, голландские матросы не пытались убивать морских птиц, круживших возле самых мачт, свято веря, что в них переселяются души утонувших моряков.
При приближении грозы, когда неподвижный раскаленный воздух пронизан электричеством, на концах мачт появлялись бледно-голубые светящиеся кисточки — коронные разряды. Их называли огнями святого Эльма (католики считали его покровителем моряков наряду со святым Николаем) и воспринимали как знак скорого окончания грозы, дающий надежду на спасение. При виде огней матросы-католики начинали молиться Пресвятой Деве, а боцман свистел в свисток. Когда огни пропадали, все кричали: «Доброго пути!» Если же огни спускались по мачте до насоса, это был знак неминуемой гибели. Некоторые матросы утверждали, что в такие минуты на мачте появляется сам святой Эльм, держащий в руке зажженную свечу; однажды матрос взобрался на самый верх грот-мачты и якобы обнаружил там капли воска. Когда судовой священник на корабле «Святой Франциск» попытался разубедить в этом команду, его обвинили в ереси и чуть не сбросили за борт.
