Когда французский корсар Клод де Форбен во время абордажного боя был захвачен в плен англичанами, его обчистили до нитки. «На мне был очень приличный сюртук — команда быстро его себе присвоила, как и всю остальную мою одежду. Они раздели меня догола. Взамен мне выдали рубаху вместо сорочки, большие штаны с дырой на левой ягодице. Один матрос разулся и отдал мне свои башмаки, а другой презентовал худой колпак. Барту посчастливилось больше, чем мне: ему оставили одежду, потому что он немного говорил по-английски». В таком виде пленных отвели к губернатору Плимута, который усадил их с собой обедать, однако не приказал дать обездоленному Форбену даже рубашки. Столь вопиющее нарушение законов гостеприимства и негласных правил, принятых среди морских офицеров, возмутило его до глубины души. Сам он, по его уверениям, в похожих обстоятельствах вел себя как джентльмен. Так, на одном из захваченных его командой торговых судов оказалась юная красавица, в прическе которой, как уверяли матросы, были спрятаны жемчужины и драгоценные камни. Форбен запретил своим людям к ним прикасаться: «Знайте, негодяи, что такой человек, как я, не способен на низости, которые вы дерзнули мне предложить».
[92] Во время высадки в небольшом поселке Лурано, неподалеку от Риеки (в Хорватии), Форбен велел поджечь его со всех сторон, однако лично спас реликвии из горящей церкви, а потом с риском для жизни вернул их и драгоценную церковную утварь местному духовенству. Во время одного абордажного боя помощник Форбена, Д'Алонн, так храбро сражался, что английские офицеры, составив о нем благоприятное впечатление, сдались, предварительно доверив ему свои деньги и драгоценности.
Теоретически всё награбленное имущество надлежало свалить в кучу у грот-мачты и разделить «по-справедливости», но в горячке абордажного боя уследить за каждым членом команды, нечистым на руку, было невозможно. Множество добра пропадало и при перекладывании товара с захваченного судна на борт корсарского корабля или того, которому предстояло отправиться в порт приписки. «Офицеры, писари, матросы, солдаты — все обогатились. Только я ничего не получил: помимо того, что мой характер не позволял мне совершать некоторых поступков, которым я был чужд по своему естеству, я прекрасно знал, что рядом со мной находится комиссар, которого морской министр приставил ко мне, чтобы извещать его о моем поведении», — как будто с некоторым сожалением пишет Форбен. Не участвуя в расхищении захваченного имущества, он и не препятствовал ему, предоставив это комиссару — который, разумеется, тоже бездействовал.
Кстати, на каком основании получал свою долю король или представитель местной администрации? Когда судно было приобретено и оснащено, команда набрана и договор заключен, предстояло уладить еще один важный вопрос: заручиться охранной грамотой, одновременно дающей разрешение на морской разбой, — корсарским поручением или каперским патентом.
Самым древним видом таких документов была репрессальная грамота — «разрешение на возмездие», дозволявшее убивать подданных враждебной державы и захватывать их имущество на море и на суше, причем как в военное, так и в мирное время. Выдача таких грамот была ответной мерой на разбойные действия другого государства, но получить их могли лишь те, кто пострадал от врага. Для получения грамоты требовалось представить доказательства того, что ущерб действительно был нанесен подданными вражеской державы. Репрессальная грамота выдавалась на определенный срок, а стоимость захваченных призов, на которые имел право владелец грамоты, должна была соответствовать сумме понесенного им ущерба. Такие грамоты мог выдавать только король, на их получение уходили многие месяцы, даже годы. Иногда только таким образом можно было возместить ущерб во исполнение вынесенного судебного решения. Разумеется, держатели репрессальных грамот совершали всяческие злоупотребления, поэтому власти выдавали такие документы неохотно. На Антильских островах они были редкостью, хотя англичане выдали несколько репрессальных грамот в 1б70-е годы.
Корсарское поручение или каперский патент можно было получить и в период открытой войны, и в относительно мирное время. Во втором случае корсару поручали бороться с теми, кто мешал морской торговле, в основном с пиратами. В Карибском море ситуация осложнялась. С одной стороны, испанцы считали пиратским любое иноземное судно, ведущее торговлю с испанскими колониями без разрешения испанских властей. С другой стороны, французские и английские губернаторы позволяли флибустьерам грабить испанцев вне зависимости от интересов большой политики.
Корсарское поручение позволяло оснастить корабль для ведения военных действий, набрать команду, получить пушки, порох, боеприпасы и провиант, чтобы преследовать врагов государства, пиратов, разбойников, захватывать их корабли и грузы. Кроме того, король просил в нем все корабли дружественных держав оказывать капитану всевозможную помощь, обеспечивая беспрепятственное следование его судна и захваченных им призов. Наконец, строго определялся порядок распределения прибыли между судовладельцами, акционерами, командой и государством.
В 1570-х годах грозой Балтики была флотилия под командованием Кирстена Роде — голштинца, бывшего одно время капером датского короля Фредерика II, а затем перешедшего на службу к Ивану Грозному. В каперском свидетельстве, выданном в Александровской слободе, ему предписывалось «преследовать огнем и мечом в портах и в открытом море, на воде и на суше не только поляков и литовцев, но и всех тех, кто станет приводить к ним либо выводить от них товары или припасы». Со своей стороны, воеводы русских крепостей на Балтике, в которых Роде был обязан продавать захваченные суда и товары, оставляя себе 10 процентов добычи, получили приказ «держать того немчина-корабелыцика и его товарищей в большом бережении и чести, помогая им чем нужно. А буде, избави Бог, сам Роде или который из его людей попадет в неволю, того немедля выкупить, выменять или иным способом освободить».
Каперский патент придавал хотя бы тень законности деятельности флибустьера, уменьшал для него риск быть вздернутым на рее без суда в случае попадания в руки представителей враждебной державы (как правило, испанцев), хотя такая опасность все-таки существовала. Теоретически эта бумага облегчала ему сношения с администрацией колоний и с английскими и французскими военными кораблями, периодически крейсировавшими в районе Антильских островов. Наконец, патент оберегал его держателя от возможного нападения другого флибустьера: отсутствие этой бумаги оправдало бы захват его судна, окажись оно лучше, чем у соперника, обладавшего патентом. Так, в 1652 году несколько французов без патента были вынуждены пристать к берегам Сан-Доминго на корабле, отбитом у англичан близ острова Гренада на законных основаниях (тогда была война). На суше они были арестованы как пираты капитаном Болье, который препроводил их на Тортугу, где их корабль был принят в качестве законной добычи губернатором, шевалье де Фонтене.
