— Будьте любезны, господа, сейчас начнется стрельба…
Рид вопросительно посмотрел на жену… Поняв его без слов.
Луиза встала. Повернулась к Вильямсу:
— Мы с Джеком лучше вернемся на улицу. А как вы, Альберт?
— Разумеется, с вами, — просто отозвался Вильямс, уже направляясь к выходу.
Невский — людской водоворот. На каждом углу под тускло мерцающими вполнакала фонарями — толпа. За бурлящим перекрестком с Садовой Невский словно впал в обычное русло. Как всегда, сияли витрины дорогих магазинов, переливались огнями вывески кинематографов и ресторанов. Фланирующие по тротуарам бездельники демонстративно «не замечали» проезжающие время от времени по мостовой броневики, на которых поверх старых названий «Олег», «Рюрик», «Святослав» краснели огромные буквы «РСДРП». Броневики двигались вниз, к Зимнему.
Джон Рид и его спутники еще не знали, что в 14 часов 35 минут Ленин уже бросил во взорвавшийся овацией Белый зал Смольного знаменитые слова, потрясшие мир:
«Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась…»
Смольный бурлил. К его сверкающему огнями фасаду со всех сторон стекались все новые и новые отряды вооруженных красногвардцейцев, матросов, солдат. В зыбком пламени разложенных во дворе костров тысячами ответных искр отблескивали штыки.
В самом Смольном — гул голосов, лязганье тяжелых подкованных сапог по паркету, бряцание оружия, хриплые выкрики командиров. Рабочие в черных тужурках, солдаты в длинных серых шинелях и высоких, заломленных папахах, матросы в бушлатах, перепоясанных пулеметными лентами. За плечами у каждого — вниз стволом — карабин. У некоторых на поясе гранаты-бутылки. Время от времени сквозь бурлящий людской поток прорывался кто-нибудь из членов ВРК.
Откуда-то появился Луначарский, зажав под мышкой пухлый портфель. Рид попытался его остановить.
— Некогда, некогда, только что окончилось заседание Петроградского Совета, приняты важные решения. — И Луначарский исчез, словно растворился в шинелях, куртках, бушлатах.
— Хэлло, Джек!
Рид оглянулся. Откуда-то из глубины коридора к нему пыталась протиснуться женская фигурка. Бесси Битти! И она здесь! За Бесси едва поспевал Александр Гамберг. Торопливо, перебивая друг друга, принялись выкладывать новости.
— Стойте, стойте, — остановил их Вильямс, — давайте по порядку. Мы весь день мотались по городу и ничего не знаем, что тут происходит.
— Петроградский Совет принял резолюцию, — Гамберг вытащил блокнот, прямо с листа начал расшифровывать стенограмму.
— Совет приветствует победоносную революцию пролетариата и гарнизона Петрограда… Совет выражает непоколебимую уверенность, что рабочее и крестьянское правительство твердо пойдет к социализму… Оно немедленно предложит справедливый, демократический мир всем народам… Совет убежден, что пролетариат западноевропейских стран поможет нам довести дело социализма до полной и прочной победы.
— Конечно, поможет. — Рид торопливо стал переписывать слова обращения в свою записную книжку.
Огромный ярко освещенный зал заседаний Смольного был забит до отказа. Повсюду — на скамьях, стульях, прямо в проходах, даже на возвышении для президиума — сидели люди. В спертом воздухе почти недвижно повисли густые сизые клубы табачного дыма. Зал то застывал в напряженной, тревожной тишине, то вдруг взрывался яростно и гневно.
За столом президиума лидеры старого ЦИКа: бледные, растерянные, с ввалившимися глазами. Гоц нервно мнет в руке какую-то бумажку… Либер невидяще уставился пустым взглядом куда-то поверх голов… Губы его беззвучно шевелятся.
Словно нехотя, над столом президиума поднялась карикатурная фигурка Дана в мешковатом мундире военврача. Вяло звякнул председательский колокольчик.
— Власть в наших руках, — печально начал Дан, его дряблое лицо свело тиком, — а в это время наши партийные товарищи находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров.
Зал заревел яростно, исступленно:
— Долой! Вон! Министры нам не товарищи!
Под свист, улюлюканье, крики делегатов старый президиум очистил трибуну. Его место уверенно по-хозяйски занял новый — четырнадцать большевиков.
Меньшевики протестуют, вскакивают, кричат. Им предлагают места в президиуме — пропорционально числу делегатов. Они не согласны.
— Это неслыханное насилие! — вопит кто-то с места. Бородатый солдат, сидящий рядом с американцами, резко встает и, перекрывая визг протестующих, гневно кричит:
— А что вы делали с нами, большевиками, когда мы были в меньшинстве?
Мартов протолкался к трибуне. Надтреснутым, профессорским голосом назидательно заговорил:
— Гражданская война началась, товарищи. Наша задача — мирное разрешение вопроса…
В зале хохот, злой, непримиримый. И кто-то в ответ:
— Победа — вот единственное решение вопроса! Офицер-трудовик:
— Советы не имеют поддержки в армии, захват власти Советами — преступление, нож в спину революции!
— Предатель! — ревут солдаты. — Корниловец! От штаба говоришь, а не от армии. Мы — за Советы!
Овация. И нет офицера. Словно смыло.
— Мы не можем остаться здесь и взять ответственность за преступление! — истерически кричит делегат-меньшевик.
Группа меньшевиков, эсеров, еще кто-то устремляется к выходу.
— Скатертью дорожка! — несется им вслед. — Дезертиры! Предатели! В мусорную яму истории!
На какое-то мгновение в зале стало тихо, и в следующую же секунду, словно не выдержав собственной тяжести, тишина раскололась орудийным грохотом. Орудия цитадели царизма — Петропавловской крепости, — молчавшие двести лет, открыли огонь по Зимнему дворцу..
Рид сидел, уткнувшись в блокнот на коленях, стиснутый между Вильямсом и бородатым окопником с изможденным, землистым лицом. Воспаленные глаза солдата, не отрываясь, жадно следили за трибуной. Он не выкрикивал, не вскакивал то и дело с места, как другие делегаты. Лишь по тому, как сжимались в кулаки его тяжелые руки, можно было догадаться, какие мысли будили в нем речи ораторов.
В одну из коротких пауз между выступлениями к Риду наклонилась Луиза. Она с Бесси и Гамбергом сидела на скамье в следующем ряду.
— Тебе не кажется странным, Джек, — шепнула она в самое ухо, — что в зале нет ни Ленина, ни других видных большевиков? Ведь съезд за них…
Тем же шепотом, чуть откинувшись назад, Рид высказал свои предположения:
— Думаю, что сейчас у них есть более неотложные дела. Зимний еще не взят, хотя за него я не поставлю и двух центов против миллиона долларов. Вряд ли есть смысл Ленину терять сейчас время на дискуссии. Съезд все равно пойдет за ним. Пока министры не арестованы, дело нельзя считать завершенным.
