15 ноября, заручившись пропуском в Смольном, Рид с женой выехали в Москву. В занесенной снегом первопрестольной столице маленькие извозчичьи санки доставили их в гостиницу «Националь». Все стекла были выбиты, по номеру гулял ледяной ветер. На пустынной Тверской булыжная мостовая была разворочена, попадались воронки от снарядов.
Позавтракав в вегетарианской столовой (над входом надпись: «Я никого не ем!»), Рид отправился в Московский Совет, занявший импозантный генерал-губернаторский дворец на Скобелевской площади.
В роскошном парадном зале десятки женщин-работниц прямо на полу шили из красных и черных полотнищ знамена для похорон жертв революции. У многих на глазах были слезы…
За письменным столом в углу зала сидел человек средних лет, в очках, одетый в старенькую черную блузу. Познакомились. Это оказался Михаил Рогов, один из руководителей Московского Совета.
Он внимательно выслушал американца, хмыкнул язвительно:
— Ну и брехуны!.. Москва стоит, как стояла. Повреждения есть, конечно, но их залатаем. А вот людей… людей не вернешь. Наших много полегло. Завтра хороним утром. Приходите.
Потом добавил возмущенно:
— А эти-то каковы? Меньшевики и эсеры? Предлагают хоронить наших вместе с юнкерами…
Рид обошел за день город, сколько мог. И убедился, Рогов прав: Москва жива!
Утром древняя столица хоронила своих героев. Почтить их память пришел и американский социалист Джон Рид.
Через Иверские ворота уже текла густая людская река, заполняя Красную площадь. Джек заметил, что, проходя мимо Иверской часовни, никто не крестился, как раньше. С зубцов Кремлевской стены спадали огромные полотнища кумача с надписями: «Мученикам авангарда мировой социалистической революции» и «Да здравствует братство рабочих всего мира!» Оркестр играл «Интернационал».
Потом понесли гробы бесконечной вереницей. Грубо сколоченные ящики из неотесанных досок, покрытых красной краской. За гробами, плача, шли женщины: матери, жены, сестры, дочери…
Траурная процессия шла до вечера. Один за другим в длинные ямы, вырытые вдоль Кремлевской стены, опустили пятьсот гробов. Наконец по ним гулко застучала земля…
«Зажглись фонари. Пронесли последнее знамя, прошла, с ужасной напряженностью оглядываясь назад, последняя плачущая женщина. Пролетарская волна медленно схлынула с Красной площади…
И вдруг я понял, что набожному русскому народу уже не нужны больше священники, которые помогали бы ему вымаливать царство небесное. Этот народ строил на земле такое светлое царство, какого не найдешь ни на каком небе, такое царство, за которое умереть — счастье!..»
Вернувшись в Петроград, Рид на несколько дней засел за машинку и написал серию статей для нью-йоркской социалистической газеты «Колл» («Призыв») и «Мэссиз». Одна из них называлась: «Красная Россия — триумф большевиков».
«Впервые в истории, — писал Рид, — рабочий класс взял государственную власть для своих собственных целей и намерен удержать ее. И, как каждый может видеть, в России нет силы, которая могла бы бросить вызов власти большевиков. И тем не менее… только что родившаяся революция пролетариата окружена страхом и ненавистью. У пролетарской революции нет других друзей, кроме пролетариата».
Последняя фраза применительно к самому Риду отнюдь не противоречива. К этому времени Джек считал себя не другом революции, а ее прямым участником. Все сомнения, неуверенность, о чем он писал в «Почти тридцать», исчезли, растаяли после выстрела «Авроры». Рид обрел себя окончательно и навсегда. Сочувствующий исчез, его место занял убежденный революционер. В Мексике он, правда, участвовал в партизанской войне, но лишь из симпатий к правому делу и для полноты впечатлений. Это участие не требовало ломки всего его мировоззрения, идеалов, привязанностей. Участие в русской революции означало окончательный и бесповоротный разрыв с миром, в котором он родился и вырос, полный переход на сторону рабочего класса, признание коммунистической идеологии своей собственной.
Описание событий уже не удовлетворяло Джека, он стал искать прямой работы на Советскую власть. И такая работа нашлась.
При Федерации иностранных групп РКП(б) было создано Бюро прессы. В его состав вошли литераторы и агитаторы, иностранцы по происхождению. Бюро занималось подготовкой и распространением печатных изданий, переводом на иностранные языки советских декретов, а также агитационной работой среди солдат империалистических держав, в частности среди многочисленных военнопленных. Вильямс вспоминал позднее: «Большевики не имели тогда Красной Армии, которая могла бы выступить против немцев, не было у них и артиллерийских батарей. Зато у них имелись батареи линотипов и печатных станков, которые косили ряды немецких солдат смертоносной шрапнелью пропаганды».
О создании Бюро Джек узнал от Бориса Рейнштейна и уже на следующий день предложил свои услуги, которые и были незамедлительно приняты.
Худой, длинноусый, мрачноватый на вид Борис Рейнштейн был весьма примечательной фигурой. Он родился в Ростове и работал там же в аптеке. Еще юношей участвовал в революционном движении, не раз был арестован. В 1901 году, когда ему было тридцать три года, приехал в Нью-Йорк и вступил в Социалистическую рабочую партию. Узнав о революции, вернулся на родину.
Рейнштейн стал руководителем маленькой группы американцев в Бюро, в которую, кроме него, вошли Рид и Вильямс. Это было настоящее дело, значение которого трудно переоценить.
Бюро выпускало три газеты: на немецком, венгерском и румынском языках, множество плакатов и листовок, несущих слова большевистской, ленинской правды о коммунизме, войне и мире, Советской власти.
Десятки тысяч газет, плакатов и листовок разбрасывались с аэропланов над немецкими окопами, нелегально провозились за границу, распространялись среди военнопленных.
Основным считалось немецкое издание — газета «Факел», через двенадцать номеров переименованная в «Народный мир».
Рид и Вильямс внесли в содержание и оформление газеты американский размах и изобретательность, отдали почетной работе весь свой журналистский талант и опыт.
Они задумали целую серию небольших, но броских, общепонятных плакатов, которую назвали «Русская революция в картинках».
Один из выпущенных ими плакатов изображал здание бывшего германского посольства, на фасаде которого развевалось красное знамя. Надпись на плакате:
«Посмотри на это огромное знамя. На нем слова знаменитого немца. Бисмарка? Гинденбурга? Нет. Это призыв бессмертного Карла Маркса к международному братству: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Это не просто украшение германского посольства. Русские подняли его с самыми серьезными намерениями, бросив вам, немцам, те самые слова, которые подарил всему миру Карл Маркс семьдесят лет назад.
Наконец-то основана настоящая пролетарская республика! Но эта республика не будет в безопасности до тех пор, пока рабочие всех стран не завоюют государственную власть.
