— Так точно!
— Что я спросил?
— А-а… — Зимин явно замялся, не зная, что ответить. — А что вы спросили?
— Ох, беда с этими прикомандированными студентами, — улыбнулся Котов, принимая от Мариам фляжку с водой. — Зима, доложи обстановку.
Через десять минут лейтенант Зимин подъехал вместе с командиром сирийского батальона к дому на площади. По битому щебню к машине спускался грязный и запыленный Котов, неся на руках тело убитой девушки. Мариам, спотыкаясь, шла следом, неся две снайперские винтовки. Сирийские офицеры вышли вперед и остановились. Замерли на месте и несколько проходивших мимо российских солдат. Все смотрели на спецназовца и мертвую сирийскую девушку. Несколько рук взметнулись к козырькам форменных кепи. Через несколько секунд воинскую дань уважения погибшей девушке отдавали уже все.
Прощание было коротким. Когда тело Рихаты Шейх уложили в кузов грузовика, а Мариам поставила рядом свои вещи и вещи погибшей подруги и оружие, Котов и Зимин подошли к машине. Мариам посмотрела на них серьезно и как-то очень по-взрослому сосредоточенно.
— Спасибо, Боря, — тихо сказала она по-русски, протянув Котову руку. Потом пожала руку и молодому лейтенанту. — Спасибо вам обоим, ребята. Вообще спасибо вашей стране, что вы с нами. Вашим летчикам, вашим спецназовцам. Всем, кто приехал помогать нам спасти свою родину. Мы этого никогда не забудем.
— Да ладно, — улыбнулся Зимин и оглянулся на командира. — Мы же, собственно, воюем даже не столько за вас, сколько с международным терроризмом. Мы за мир во всем мире.
Он замолчал, потоптался возле девушки и своего молчавшего командира и нерешительно отошел в сторону. Котов не знал, что сказать. Он столько думал о таких вот минутах, о минутах, когда останется с Мариам наедине. И вот они вдвоем. Но слова куда-то снова делись, а с языка готовы сорваться пошлые и неуместные шаблоны: «Когда мы теперь увидимся. Я буду по тебе скучать. Когда все кончится, я приглашу тебя снова приехать в Питер».
— Когда все кончится, — сказал Котов и поморщился, как от зубной боли, — я приглашу тебя в Питер. Покажу тебе город, каким ты его еще не знаешь. Не парадную его часть, не то, что видят все приезжие. Я покажу тебе свой город таким, что ты поймешь его жителей, вообще русских людей.
— А когда оно кончится? — с сожалением произнесла девушка. — Знаешь, Боря, мама возила меня на свою родину в Санкт-Петербург, но я почти ничего не помню. Я была маленькая и запомнила лишь каналы и сырость. Ветер все время трепал мое платье, и мне это очень не нравилось.
— Только это помнишь?
— Нет. Еще помню бабушку. А еще помню, что у вас там все добрые. И все очень-очень любят свой город.
— Это точно! — с энтузиазмом согласился капитан. — Питерцы совсем не такие, как жители, скажем, столицы. Сам дух нашего города, вся его история…
— Я люблю тебя, Боря! — вдруг перебила его Мариам.
Котов осекся на половине фразы. Огромные глаза девушки сейчас излучали тепло, нежность, что-то истинно женское. Спецназовец задохнулся от обилия слов, готовых сорваться с языка, но ничего не сказал, лишь пылающими глазами смотрел на Мариам.
— Не забывай меня, ладно? — Она подошла к нему вплотную, приподнялась на цыпочках и мягко поцеловала в уголок губ. — Я всегда буду ждать тебя, мой храбрый Барс, — и, повернувшись, побежала к машине.
Двое солдат помогли ей забраться в кузов, забрались туда сами и закрыли борт. Грузовик тронулся с места, поднимая пыль, а Мариам все смотрела и смотрела назад на русского капитана. Он чувствовал ее взгляд, даже когда машина уже скрылась за поворотом дороги.
— Вот оно что, — вдруг раздался за спиной чей-то голос.
Котов обернулся и увидел стоявшую рядом с виновато улыбавшимся Зиминым Марину Стасько. Она кивала головой, демонстративно разглядывая спецназовца с ног до головы.
— А я думаю, что это капитан Котов на меня и смотреть не хочет? А он за местными девчонками напропалую ухлестывает. Конечно, молоденькие, черноглазенькие. Ох, узнает полковник Сидорин, чем у него спецназ занимается, — с иронией добавила Марина.
— Так, хватит, — нахмурился Котов. — Вы оба, смотрите, не проговоритесь, что я в бою участвовал. Ладно, если Сидорин узнает, а вот если другие, если дойдет до кого-то еще. И пойдут разговоры, что русские в боях вместе с сирийской армией участвуют, что Россия тайно ввела в Сирию наземные войска.
Провинция Латакия. Аэродром Хмеймим. База российских ВКС в Сирии
Когда Диргади увели, Сидорин продолжал стоять над картой и задумчиво постукивать по ней карандашом. Котов смотрел на пометки, которые полковник сделал на карте, и размышлял о том, что такие вот склады, обеспечивающие подготовку наземных операций боевиков, могут быть по всей стране. Об этих разведка узнала, а сколько их еще, сколько операций планируется.
— Ну, допустим, — проговорил наконец полковник, — допустим, что Диргади не врет, допустим, его брат владел этой информацией, они готовились ее нам передать и… передали. Тогда все ведь очень логично, да?
— Михаил Николаевич, но все же сомнений остается много.
— Время и место гибели его брата мы проверили. Там колонна была накрыта с воздуха нашим штурмовиком именно в это время. Думаешь, они учли такую мелочь и привязали свою «легенду» к тому авианалету? Допустим. Хотят, чтобы мы поверили? И это допускаю.
— Я не понимаю, товарищ полковник, — развел руками Котов. — Так верим мы Диргади или не верим?
— А какая разница, — усмехнулся Сидорин и посмотрел на своего подчиненного. — Ведь ситуация не звучит так, что верим и бомбим, а не верим и не бомбим. Проверять все равно надо.
— Вы связались со своим другом в сирийской контрразведке?
— С Шакри? Конечно. Пусть они проверят этого Диргади по месту жительства, по работе на нефтеперерабатывающем заводе. К складам в Мукадане это отношения имеет мало, а вот к системе подбрасывания качественной дезинформации — огромное отношение. Очень желают западные политики найти доказательства тому, что мы без разбора бомбим мирные населенные пункты, что гибнут от российских бомб женщины и дети. И что мы вообще агрессоры, каких до нас свет не видывал. А ты отправишься в Мукадан со своей группой и разберешься со складами. И с содержимым, и с назначением. Давай-ка второго сирийца сюда. Интересно, что этот нам напоет.
Второго пленника Котов привез тоже из Эн-Нахии. Они уже готовились уезжать с Зиминым и Стасько, когда посыльный от командира правительственного батальона сообщил, что среди пленных есть один турок. Котов забрал его с собой на базу, решив не терять время и допросить его уже у себя.
Пленного привели, и Сидорин указал ему глазами на стул в середине комнаты. Турок сел, сложив руки на коленях, и стал смотреть в пол перед собой. Мужчине было лет пятьдесят. Угрюмый, серьезный. Коротко остриженные черные волосы с проседью обнажали крупный выпуклый лоб и глаза чуть навыкате, тонкие губы поджаты в упрямой гримасе. Во всем его облике не было обреченности, страха, но и фанатического чувства превосходства он тоже не демонстрировал.
