…В конце концов её годовое содержание было определено в сумме 107 тысяч риксдалеров. Деньги из Швеции должны были переводиться всей суммой разом в конце года, но они поступали нерегулярно и не в полном объёме. В Гамбурге она договорилась с Тексейрой, что он будет выплачивать ей по 8 тысяч риксдалеров в месяц, а оставшиеся 11 тысяч будут использоваться для накопления процентов.
В апреле 1662 года она выехала из Гамбурга и 20 июня вернулась в Рим.
Состояние души её было подавленным, она чувствовала себя опустошённой, ко всему равнодушной и больной, что, по всей видимости, сказалось даже на её лошадях. Она тащилась по Южной Европе без единой мысли в голове и опоздала в Терни на целых две недели. Там её встречал Аззолино. Когда её увидели римляне, то были наповал сражены её внешним видом. Они уже привыкли к тому, что королева мало заботилась о себе, но на сей раз… Её волосы были подвязаны двумя разными по цвету грязными лентами, вся голова была в дорожной пыли, вуаль с головы съехала на плечи и торчала из-под мышек; на ней был мужской камзол и юбка — такая прозрачная, что сквозь неё проглядывало нижнее бельё!
Дворец Риарио ещё ремонтировался, и радушно встретивший её папа приготовил для временного жилья другой дом — так называемое Казино, трёхэтажную виллу из девяти комнат, на месте которой ныне возвышается статуя Гарибальди. За время отсутствия королевы Аззолино окончательно сформировал для Кристины двор. Присутствие в нём сестёр Пассаглиа было бальзамом на душу папы и благочестивых римлян. Все захотели засвидетельствовать королеве почтение, но она с присущей ей откровенностью и прямотой принимала людей избирательно и хотела видеть только тех, кто казался ей интересным. «Лучше провести три дня одной, чем полчаса в вашем обществе», — сказала она одной знатной даме, жалующейся на одиночество и скуку.
Но Кристине до конца своих дней так и не удастся избавиться от какой-то странной тяги ко всякого рода «очаровательным» проходимцам и авантюристам. Вместо уволенных братьев Сантинелли появились новые: английский герцог Нортумберлендский, морской инженер герцога Тоскании, родственник Людовика XIV маркиз Горацио Бурбон дель Монте. Последний, несмотря на своё королевское происхождение, промышлял тем, что за специальную плату предоставлял бродягам, ворам и проституткам возможность пользоваться экстерриториальностью дворца Риарио и селиться на прилегавших к нему участках! Маркиз, по всей видимости, испытывал к своим клиентам жалость и сочувствие, потому что сам был выслан из Папской области. Кристина подобрала его, как бездомную собачку, на пути из Гамбурга в Рим.
Отдохнув с дороги, королева вернулась к своим культурным увлечениям: коллекционированию монет, рукописей и книг. Под руководством болонского математика и астронома Кассини она принялась за изучение математики, а также много времени проводила в ателье знаменитого скульптора Лоренцо Бернини (1598–1680). Вместе с Аззолино они, вопреки запрету Церкви, тайно организовали у себя химическую лабораторию и «отправились» на поиски философского камня.
Нужно отдать справедливость одному из её недоброжелателей-современников за меткую фразу, что «королева покинула дела Швеции, чтобы взять на себя заботы обо всём мире». У Кристины опять проснулся интерес к политике. Мы уже упоминали, что по подсказке кардинала Аззолино, решившего отвлечь Кристину от неаполитанского проекта, возникла «очаровательная» идея освобождения от турок ещё одного места — теперь острова Крит. Слава богу, вопрос снова упёрся в деньги, и Кристина ограничилась «скромной» суммой на укомплектование для Венеции полка пехотинцев. На призывы Кристины сплотиться против Османской империи никто не откликнулся, кроме Людовика XIV, пославшего для освобождения Крита небольшой воинский контингент. Поскольку король не желал официального столкновения с турками, французы воевали под венецианскими знамёнами
[124].
Так что идиллия длилась недолго. Перефразируя М. Ю. Лермонтова, мятущаяся душа королевы искала покоя в буре. Скоро она стала участницей спора между папой и королём Франции. Версаль уже семь лет не имел своего представителя в Ватикане и вот, наконец, решил назначить своим послом герцога Креки. С первых дней своего прибытия в Вечный город — он появился в Риме тогда же, когда королева вернулась из Гамбурга, — герцог испортил отношения и с папой, и с Кристиной. Он отказался первым наносить протокольный визит родственникам папы, а когда речь зашла об аудиенции у Кристины, потребовал, чтобы во время его визита во дворце ему поставили не табурет, как всем послам, а кресло! Естественно, Кристина и не думала из-за него менять этикет, и герцог затаил на неё злобу.
Об «оскорблении» достоинства французского посла герцог доложил Людовику XIV, и король высказал свои претензии к Александру VII. В июне 1662 года Кристина написала королю Франции письмо, в котором подчеркнула, что её персона весит на весах дипломатии больше, нежели персона герцога, и попросила положить этому спору конец и призвать Креки к порядку. Получив головомойку из Парижа, Креки, наконец, исправно посетил всех родственников папы Александра VII, а на аудиенции у «королевы без короны» удовлетворился обычным табуретом.
Казалось, инцидент был исчерпан. Но конфликт разгорелся с новой силой после того, как неприкосновенная персона герцога чуть было не пострадала в драке между папской и привезённой им с собой французской военной гвардией. Папская гвардия, состоявшая из корсиканцев, преследовала французов до самой посольской резиденции, а когда посол вышел на балкон, чтобы узнать, что случилось, раздалось несколько выстрелов. В это время появилась карета с супругой посла, и корсиканцы набросились на неё и убили пажа. Это был уже не протокол, а более серьёзные вещи.
Людовик XIV потребовал примерного наказания виновных: удаления с поста губернатора Рима кардинала Империали, выдачу военного коменданта Марио Киджи, брата папы, казни пятидесяти корсиканских гвардейцев вместе с их офицером, а заодно и удовлетворения каких-то притязаний к Ватикану со стороны своих вассалов — Пармы и Модены. Умерший в 1661 году кардинал Мазарини завещал Ватикану 600 тысяч фунтов на войну с османами, а теперь король наложил запрет на выплату этих денег. Кроме того, он приказал двинуть к границам Папской области войска, и Вечный город готовился защищаться.
Естественно, Кристина не могла остаться в стороне и взяла на себя роль посредника. Она составила текст соответствующей ноты и предложила римскому папе удовлетворить протесты французов и извиниться перед Креки. В письме к Аззолино Кристина предлагала немедленно допросить корсиканцев и выявить виновного. Если же виновный не объявится, то следует его найти и наказать. В интересах дела, считала королева, можно было наказать и невинного. Она выразила сочувствие герцогу Креки и попросила его задержать курьера, которого он собирался послать в Париж с подробным докладом о случившемся.
Но папа оказался более щепетильным, нежели шведская королева, и отказался наказывать невиновного человека. Теперь у Креки были развязаны руки и он гордо покинул Рим. Едва восстановленные дипломатические отношения между верховным понтификом и королём Франции снова были прерваны. Между тем под влиянием Аззолино посредница резко изменила свой взгляд на произошедшее и теперь уже полагала, что во всём были виноваты французские гвардейцы и посол, покинувший Рим. Она отправила Людовику XIV новое письмо, в котором рекомендовала королю не принимать инцидент в Риме близко к сердцу и предлагала «провести по неприглядной картине мокрой губкой и вытереть её начисто». Результат от письма оказался противоположным — французский монарх возмутился вмешательству Кристины и дал указание распространить в Риме публичное заявление, которое исключало всякий компромисс и винило во всём Ватикан. Подвергалось сомнению и поведение королевы Кристины.
