Конечно, ни одно предприятие, подобное Полтавскому сражению, никогда не бывает свободным от риска. Если начать «штопать», сводить все концы в один узел и предусматривать гарантию против каждой неожиданной ситуации, никакого плана сражения может и не получиться. Но риск риску рознь. План Карла XII и Реншёльда даже на непрфессиональный взгляд имел слишком мало шансов на успех. Впрочем, у шведов большого выбора в средствах и способах ведения боя не было. Самая большая ставка делалась на везение, на военное счастье, на ротозейство и слабые боевые качества русской армии. А почему бы нет? Ведь раньше получалось.
Рекогносцировку — неотъемлемую святую обязанность любого военачальника перед битвой — шведы, как мы указали выше, провели весьма формально и поверхностно. Карл XII всегда это делал сам, но на сей раз он был прикован к постели, а Реншёльд посчитал, что в ней нет никакой необходимости, поскольку он неоднократно бывал на поле предстоящего сражения. Он не учел, что местность руками людей может преображаться и менять свой характер. Вечером 6 июля (25 июня) и ночью с 6 на 7 июля (с 25 на 26 июня) русские построили еще четыре редута — теперь уже вдоль прохода, который шведы планировали использовать для сближения с русским лагерем. Эта линия редутов встала на пути каролинцев как волнорез, вспарывающий морской прибой, и в час икс стала для них полнейшей неожиданностью.
... В лучах предзакатного солнца фельдмаршал Реншёльд ускакал из Пушкаревки и вернулся в монастырь. Командир правого кавалерийского фланга генерал-майор Карл Густав Кройц, получив от Реншёльда необходимые указания, раздал командирам полков копии диспозиции и вместе с ротмистром выехал на рекогносцировку местности, чтобы не допустить этой ночью ошибок. Фельдмаршал вместе с другими высшими офицерами пообедал в столовой, то бишь в палатке. Карлу XII поварихи Мария Бок и Мария Юхансдоттер приготовили отдельный обед, и король поел в одиночестве.
В шведском лагере лихорадочно готовились к выступлению: отзывали к своим частям все караульные посты, отсеивали непригодных для боя солдат, безлошадных кавалеристов, статских, раненых и больных с наступлением темноты готовили к отправке в Пушкаревку, сообщили всем пароль — как всегда, это были слова «с нами Бог!»
После того как король закончил трапезу, началась проповедь. Карл, отдохнув на походной койке, приказал вынести его из кельи. Его обнесли кругом по лагерю, чтобы он мог лично проследить, как вдет подготовка к сражению. В расположении гвардии он побеседовал с несколькими солдатами и офицерами. Его раненую ногу осмотрели избранные врачи, главными среди которых были Мельхиор Нойман, лечивший короля после перелома ноги под Краковом в 1702 году, Якоб Шульцен и полковой врач Густаф Больтенхаген. Тафельдекер Хюльтман находился рядом и помогал перекладывать своего господина.
В 20.00 к носилкам подошло отделение гвардейцев — 24 специально подобранных надежных парня. Среди них был рядовой Нильс Фриск, ветеран гвардии и каролинских походов, дважды раненный и уже имевший опыт транспортировки короля на носилках. Он, 23 гвардейца и 15 драбантов под командой лейтенанта Юхана Ертты должны были стать личной охраной короля. 24 простых синих плаща с желтыми обшлагами и желтой подкладкой гвардейцев резко контрастировали с 15 блестящими золотисто-голубыми мундирами драбантов. В любом случае эта заметные живые пулеуловители будут хорошей мишенью для русских мушкетеров и артиллеристов, ибо этим 38 парням предстояло сыграть в сражении роль живого щита вокруг своего короля.
Короля не понесут в сражение на руках — его повезет пара белых жеребцов в конных носилках, которые смастерили солдаты Далекарлийского полка. Носилки крепились между двумя лошадьми, на них поднимут походную койку с шелковым матрацем, на котором и будет возлежать король. Нильс Фриск поведет в поводу одного коня, восемь солдат пойдут с каждой стороны экипажа...
... Потом потянулось тягостное ожидание...
Мрак стал сгущаться. На шведский лагерь опустилась тихая украинская ночь...
Граф Пипер, Реншёльд, генералы и свита сидели на земле вокруг короля и изредка перебрасывались ничего не значащими словами. Некоторые умудрялись спать, завернувшись, в плащи. Всё постепенно тонуло в густой темноте. Чуть позже в ночи послышались дальние выстрелы и шум, поднятые тысячным отрядом валахов под командованием полковника Савдула Кольцы. Отряд выдвинулся к деревне Яковцы с заданием отвлечь внимание русских от маневра армии.
Русская армия, как известно, тоже готовилась к решающему бою.
Вольтер пишет, что под Полтавой сошлись две разные ипостаси человеческого характера, два антипода: по одну сторону был Карл XII — любитель опасности ради опасности обладавший львиной храбростью, сражавшийся ради удовольствия; по другую находился царь Петр I — осторожный политик, воевавший в интересах своего государства и народа. Один — безрассудный, от рождения расточительный; другой — расчетливый и целеустремленный. Один — целомудренный и воздержанный по темпераменту; другой любитель вина и женщин. Один — уже завоевал титул Непобедимого, но рисковал потерять его при первом поражении другой — только собирался завоевать титул Великого, и никто и ничто не могло бы его отнять у него. Один — рискующий прошлым, другой — будущим.
Если бы Карл XII был убит, это в конце концов было бы только потеря человека и Швеция осталась бы такой, кой она была, какой должна была быть. Если бы был убит Петр I, то с его смертью потерпело бы крушение все его дело, а значит, погибла бы и Россия.
Около 23.00 началась побудка: чей-то голос, похожий голос фельдмаршала, крикнул:
— Подъем! Вставать! Пора выступать!
К полкам в разные концы лагеря были посланы вестовые с приказом о выступлении. И пехота стала побатальонно строиться в колонны и выдвигаться вперед. Сразу возник беспорядок. Батальоны, не получив точных предписаний начали марш одновременно и стали наступать друг на друга» Когда Реншёльд некоторое время спустя прибыл на место построения пехоты в колонны, он обнаружил там большую сумятицу. Как выразился потом один мемуарист-каролинец в сражении не было правильного командования, каждый делал то, что считал наилучшим. Сбой в построении пехоты был первым сюрпризом для фельдмаршала в Полтавском сражении, и он ринулся в гущу батальонов, чтобы попытаться навести там порядок. Появился Левенхаупт, и Реншёльд в обычной для себя манере крикнул:
— Куда, черт возьми, вы запропастились?! Здесь полный кавардак!
Левенхаупт ответил, что во всем виновата темнота.
— Какой полк теперь на очереди к маршу?
— В темноте я не могу знать, — снова ответил Левенхаупт. — К тому же я только что подошел.
Реншёльду, взвинченному и нервному от сознания ответственности, такое спокойствие показалось возмутительным, и он не выдержал и повторил свою прежнюю «обидную» формулировку о способностях генерала: что тому все безразлично и что от него нет никакого толка. Возможно, Реншёльд специально провоцировал Левенхаупта на резкий ответ, чтобы потом пожаловаться на него королю за «непослушание». Но Левенхаупт не дал повода к этому и спокойно произнес, что он во всем готов следовать советам фельдмаршала — что он прикажет? Реншёльд буркнул, что все сделает сам, и ушел.
