Но все это скрывалось за пеленой неизвестного и отдаленного будущего. В данный момент нужно было спасаться от русских. Они по какому-то недоразумению — вероятно, от шока победы — не стали преследовать бегущие к Пушкаревке остатки шведской армии. Шведам казалось чудом, что после такого разгрома русские позволили почти беспрепятственно ускользнуть им с Полтавского поля. Русская армия имела все шансы не допустить этого, но не воспользовалась ими.
Почему?
Уже упомянутый П. Энглунд приводит следующее объяснение этому. Для Петра и его приближенных сам масштаб триумфа оказался совершенно неожиданным. Очевидно, план битвы был намечен в самых общих чертах и дальше массированной атаки на шведские полки русские генералы, вероятно, не заглядывали. Преследовать бегущую шведскую армию можно было только кавалерии, но ее действия были плохо скоординированы. Русские эскадроны беспорядочно метались по степи, не пытаясь организовать совместное наступление или поставить на пути шведов заслоны, и нападали лишь на малочисленные беспомощные группы.
«По правде говоря, русских военачальников, — пишет швед, — больше интересовало празднование победы, нежели ее закрепление». У Будищенского леса еще шел бой, а русская пехота получила приказ отойти назад и выстроиться в порядок, в каком она пребывала в начале сражения. Начался долгий и торжественный парад с речами и салютацией.
Н. И. Костомаров, С, М. Соловьев и В. О. Ключевский писали, что неожиданное счастье победы вскружило голову русским генералам и не позволило им вспомнить о необходимости довести ее до логического конца. Другие русские историки полагают, что Петр был уверен в том, что шведы попадут в мешок у Переволочны, на берегах Днепра, а потому не торопился. Советская историография обычно объясняла все труднопроходимой лесисто-болотистой местностью, не позволявшей преследовать бегущих каролинцев — как будто она существовала только для преследователей, а не для преследуемых тоже. Нужно просто признать это серьезной ошибкой Петра и оплошностью его генералов. С. Понятовский, возглавлявший отходившую группу Карла XII, в своих мемуарах вспоминал: «Я не знаю, был ли неприятель удивлен своей неожиданной победе, но он удовольствовался тем, что позволил королю спокойно уйти и забрать свой обоз; несколько эскадронов лишь скакали вокруг, но не нападали». То же самое утверждает другой очевидец событий швед Я. Шульц: «Русские не осмеливались нас преследовать и разрешили нам идти, куда хотим. Король пошел к обозу в Пушкаревку».
И в самом деле: после того как шведы к 11 часам очистили поле боя, русскую пехоту отозвали и снова выстроили в боевой порядок перед Малобудищенским лесом. Этот лесок, и оказался спасительным островком, где беглецы получили небольшую передышку. Там Карл XII взял командование в свои руки и приказал всем стягиваться к обозу. Там же генералу Кройцу удалось собрать остатки своей кавалерии и сдерживать наскоки русских драгун в районе села Малые Будищи. А час спустя ядро разбитой армии уже бежало к Пушкаревке, в то время как меньшая часть ее была выдавлена русскими через коридоры возле первого, второго и третьего редутов. Почему вторая линия и шесть полков резерва не отсекли шведам путь к отступлению? Чем были заняты в это время казаки И. И. Скоропадского с приданными ему шестью драгунскими полками генерал-майора Волконского? Официальный отчет о битве ответа на эти вопросы не дает.
В. А. Артамонов объясняет преступную пассивность русских установками господствовавшей в XVIII веке военной тактики, предписывавшей «не азардовать в сражении» и не увлекаться преследованием разбитого противника. О них упоминается и в «Правилах сражения», составленных царем после неудачного боя в Головчине. На мой взгляд, этот аргумент неубедителен — особенно с учетом новаторских подходов к этой самой тактике со стороны Петра, о которых тот же Артамонов с таким восторгом повествует несколькими страницами раньше. Нет, дело кажется значительно проще: и Петр, и его генералы «угорели» от победы и, вместо преследования и методичного уничтожения неприятеля, отдались на волю чувств восторга и радости. Русская эмоциональность, такая понятная и естественная в описанных выше условиях, стоила Петру и России еще двенадцати лет войны. Заздравные тосты Петра за «брата Каролуса» оказались весьма кстати для шведов.
Некоторые шведские и русские источники свидетельствуют о том, что на пути до обоза — около десяти километров — шведов постоянно обстреливали с тыла и флангов какие-то нерегулярные части: донцы, башкиры, татары, ногайцы, причем не только из ружей, но и из луков. Принц Вюртембергский, например, приводит численность этих преследовавших: две тысячи казаков и калмыков и шесть драгунских полков. Возможно, это были те самые шесть полков Волконского, посланные на помощь Скоропадскому, но, судя по всему, действовали они робко и нерешительно.
... Но если шведы оправились от шока поражения, то русские с радостями победы как-нибудь тоже справятся и непременно скоро появятся здесь, под Пушкаревкой. Поэтому, пока русские празднуют победу, нужно уходить. Бежать. В первую очередь, конечно, Карлу XII и его приближенным, а как быть с остальными тысячами солдат и офицеров?
Королю сделали перевязку на ноге и поместили в карету. Во время короткого совещания о том, что делать, Левенхаупт высказался за то, чтобы использовать опыт Лесной: бросить артиллерию и багаж и, распределив лошадей между солдатами, уходить из Пушкаревки как можно скорее. Но Левенхаупта не послушали, король распорядился иначе: он решил во что бы то ни стало сохранить ядро армии и вывести ее за Днепр. Он приказал ждать до вечера, а под прикрытием темноты сняться и со всем обозом, артиллерией и даже с 2900 пленными русскими двигаться к Переволочне. Так и поступили: на закате Кройц вывел артиллерию, потом пошла пехота, в арьергарде шла кавалерия, и разбитая армия беспрепятственно, в походном порядке, двинулась по Сенжарской дороге к Днепру. За авангард отвечал Юлленкрук, а за арьергард и охранение маршевых колонн — генерал Кройц. Часть пехоты посадили на лошадей, освободившихся после уничтожения и оставления на месте тяжелых и неудобных повозок и фургонов.
В Новые Сенжары около двух часов утра первым прибыл король, за ним — Юлленкрук, потом генералы. Кровать короля внесли в какую-то избу, перевязали ему рану и устроили «военный совет в Новых Сенжарах», правда, в отличие от военного совета в Филях, шведам не на чем было сидеть, и генерал-квартирмейстер вместе с Хордом и полковником Дюбеном сели на пол. Левенхаупт, заменивший Реншёльда, как самый старший военачальник, предложил королю перейти на восточный берег Ворсклы здесь, в Новых Сенжарах, и через татарские степи продолжить путь в Крым. Король спал, его разбудили и сказали, что русские следуют за шведами по пятам и что можно воспользоваться хорошим бродом в Новых Сенжарах. Король был обессилен и практически невменяем, от него могли добиться лишь краткого ответа: «Да, да, делайте как знаете».
Здесь к шведам присоединился драгунский полк генерала Мейерфельта, а Юлленкрук выехал вперед к Переволочне, чтобы осведомиться о средствах переправы через Днепр, Перед выходом армии из Новых Сенжар Зильтман, Понятовский и Левенхаупт, получившие сведения о том, что русские их преследуют, посовещавшись, предложили Карлу послать к русским парламентера — генерала Мейерфельта — с поручением искать встречи с царем. В задачу генерала, пишет Энглунд, входило задержать преследователей, дата шведской армии возможность уйти за Днепр, а заодно попытаться раздобыть сведения о размерах и планах русской армии. Для этого Мейерфельта снабдили «полномочиями» для находившегося в плену графа Пипера на ведение с царем мирных переговоров. Король надеялся оставить генерала под залог и вернуть Пипера из плена. Однако царь на хитрость не поддался: преследование шведов не отменил и Пипера из плена не выпустил
[180].
