Как мы уже упоминали выше, Карл XII планировал сначала как можно скорее попасть в Польшу — лучше, конечно, имея в резерве союз с Турцией. Позже, когда выяснилось, что путь в Польшу закрыт
[200], Карлу приходилось ждать, когда турки дадут в его распоряжение 50-тысячную армию, с которой бы он хотел войти в Речь Посполитую и соединиться там со шведским войском из Померании. Объединенная армия после дооворужения и пополнения могла быть использована для новых походов. Всем этим планам, однако, не суждено было осуществиться, а возвращаться домой, в Швецию, по мнению шведских историков, было опасно, потому что король с большой долей вероятности мог быть схвачен союзниками.
Великие визири в целом были сначала настроены на то, чтобы оставить Карла в Турции как можно дольше, и делали ему такие приманки, как обещания дать в Польшу 50-тысячный «эскорт». И все потому, что присутствие шведского короля, ввиду начавшихся с Россией переговоров о заключении мирного договора, было туркам выгодно. Потом они стали сомневаться, есть ли у шведов армия в Померании и появится ли она в Польше до того, как станет актуальным вопрос о начале военных действий против Петра I. А потом Карл XII стал им в тягость и даже представлял для них опасность, в связи с чем они даже вступали с русскими в тайные переговоры о том, как схватить короля во время его возвращения в Швецию
[201]. Султан же не хотел портить отношения с Карлом, в хорошем настроении иногда высказывался за войну против неверных русских и старался всячески угодить шведу подарками, денежными подачками, заменой неугодного великого визиря, но не более того.
Иностранные послы в Константинополе по мере возможности складывали свои соломинки в шведские стога, но одновременно стремились добиться своих целей: удержать Турцию от войны с Россией, чтобы пугать османцами Австрию; подсыпать яда в кофе посла Карла по особым поручениям Станислава Понятовского
[202]; отправить короля в Швецию на французском корабле; отправить короля Швеции на английском или голландском судне и т. п.
И, наконец, крымский хан Девлет-Гирей, единственный человек, который обладал энергией и умом, стремился к войне с русскими, но он с таким же усердием и энергией станет потом выступать против войны и за то, чтобы избавиться от дальнейшего присутствия короля Швеции в Турции.
На самом деле важнейшим аргументом в переговорах с турками и крымским ханом было наличие у шведов армии.
Без армии турки резонно не хотели пускаться ни в какие аферы. Если царю Петру удалось одолеть такую сильную армию и такого героя, как Карл XII, то что тогда делать одним туркам, не имея никакой поддержки со стороны Швеции? Вероятно, с этим рассуждением был солидарен и сам Карл. И он с нетерпением ждал появления своей померанской армии в Польше. Эта армия, согласно его видению, должна была стать костяком огромной союзной армии турок, крымских татар, поляков, украинцев, которая откроет против России фронт от Балтийского до Черного моря.
Лишь спустя три года, когда османы устанут ждать, а политическая обстановка в Европе изменится далеко не в пользу Швеции, такая армия во главе с Магнусом Сгенбоком высадится в Померании, но, к великому разочарованию Карла и султана, в Польшу не пойдет, а направит свой удар против датчан. В 1712 году она разобьет датско-саксонскую армию под Гадебушем, но запутается в военных и дипломатических лабиринтах Голштинии и в крепости Тённинген капитулирует перед датчанами, тем самым навсегда похоронив далеко идущие реваншистские планы Карла XII, и его турецкое пятилетнее «сидение» окажется бессмысленным. Но это произойдет потом, а пока же в Турции начинала постепенно разыгрываться художественная композиция под названием «Сказка о Железной Голове и семи великих визирях».
... Генерал Юхан Август Мейерфельт привез последние предложения царя Петра о мире. Он также поведал королю о событиях в Переволочне. Некоторые шведские историки полагают, что Мейерфельт возвел на Левенхаупта поклеп и во многом способствовал формированию у Карла XII неблагоприятного о нем мнения. Возможно, что так оно и было, хотя, как мы знаем, король внушениям со стороны не поддавался.
Б. Лильегрен пишет, что Левенхаупт капитулировал, поскольку считал ситуацию в Переволочне для армии безвыходной. Другое дело, пишет историк, трудно выяснить, был генерал прав или ошибался в своих оценках, но его желание уйти от ответственности в Переволочне и свалить ее на других, несомненно, достойно порицания. «Однако в катастрофе под Переволочной не может быть виноват один только он, как утверждали многие историки, — продолжает Лильегрен. — Он стал отвечать за армию только тогда, когда она оказалась в тяжелом положении у реки в ночь на 1 июля
[203]. Так же несправедливо было бы списывать поражение под Полтавой за счет ранения Карла XII, просчетов Реншёльда или действий Рууса у редутов. Полтава и Переволочна — это последствия более ранних стратегических решений Карт XII и Петра I во время русского похода»
[204].
Но Карл XII не мог простить A. Л. Левенхаупту сдачу армии в Переволочне, считая его если не изменником, то генералом, нарушившим его приказ. Супруга пленного и теперь опального А. Л. Левенхаупта обратилась к бабке и сестре короля с мольбой о воздействии на внука и брата, чтобы помочь вернуться супругу из плена. Король в самой резкой форме отказал в этом ходатайстве, настаивая на виновности пленного генерала. А между тем Карл в цитировавшемся выше письме к Ульрике Элеоноре признает и свою долю вины в драме под Перевалочной: ведь он не успел посвятить в суть своего приказа также и других, кроме Левенхаупта, генералов и офицеров, а должен был сделать это. Правда, и здесь король пытается найти причины, оправдывающие его забывчивость: возня с раненой ногой, паника среди людей и их беспомощность и занятость своими проблемами, так что никто из них не напомнил ему о том, что нужно было делать. «Как будто бы это что-либо изменил», — замечает Лильегрен.
В ответном письме к бабке и сестре король делает нечто такое, чего он никогда не делал, пишет Лильегрен: он сваливает вину на других. Он, который всегда относился к проступкам людей с королевским снисхождением и никогда не ругал и не критиковал провинившихся. Но только не в данном случае: Левенхаупт виноват, и ему нет прощения.
