Из Лаиса король выступил в Дерпт, чтобы встретить прибывавшие через Ревель воинские части, и уже из Дерпта 27 июня 1701 года
[64], в день своего девятнадцатилетия, он двинулся с армией на юг. К празднованию своих дней рождения король интереса не проявлял, а накануне устроил учения своим драбантам. Король остался так доволен достижениями своей дружины, что вернулся во главе ее в город верхом на коне и с обнаженной шпагой. Он въехал в Дерпт в костюме, который будет носить до конца своих дней: от парика и золотых галунов он откажется навсегда, предпочитая королевской одежде голубой однобортный камзол с медными пуговицами, черный шелковый галстук, свободный плащ, который он будет использовать в качестве одеяла во время сна под открытым небом, треугольную шляпу, высокие грубые ботфорты и огромную шпагу. Последнюю он будет носить не для украшения и церемоний, а скорее по прямому ее назначению. Он был последним королем, участвовавшим в рукопашных схватках. Особое недоразумение у окружающих вызывало, конечно, отсутствие на голове юного монарха парика, неотъемлемой части мужского костюма того времени. Мужчину, дворянина и уж тем более монарха без парика было просто невозможно представить, к тому же без этого головного убора легко можно было простудиться! Волосы на голове король стриг коротко и зачесывал их назад — это было так необычайно ново, странно и вызывающе! И вообще всем своим внешним видом Карл XII сначала всех просто шокировал. Когда он разговаривал — хоть с генералом, хоть с рядовым солдатом, будь это при ярком солнце или во время дождя и снегопада, — то стоял с непокрытой головой и со шляпой под мышкой.
Потом, конечно, к внешнему виду своего короля привыкли и даже согласились, что в таком виде он выглядел вполне пристойно. Смущенную улыбку на его лице сменило пламенное и одухотворенное выражение, вызывавшее у его солдат «неподражаемое желание идти в бой», в то время как голос, обычно слегка грудной и невыразительный, стал по-командирски ясным, сильным и звонким. Везде, где он появлялся, Карл немедленно приковывал к себе внимание. Он особенно хорошо смотрелся среди солдат — самый воинственный среди мужчин, как говорится в одной исландской саге о предводителе викингов. На пути из Лаиса к Двине Карп XII начнет обретать облик «солдатского короля», который он сохранит до конца своих дней, потому что будет делить со своими подчиненными все тяготы службы: и длительные, утомительные переходы в любую погоду, и ночевки у костра, и скудную солдатскую пищу, и участие в рукопашных боях.
Впрочем, солдаты и офицеры были для него всего лишь инструментом, материалом войны. Он олицетворял для них Божий промысел, и они должны были беспрекословно за него умирать. И он их не щадил и не жалел. Их страдания и жертвы воспринимались им как должное. Он мог без нужды, просто так, из-за прихоти, подвергнуть их жизнь опасности и лишениям. Карлу была нужна не просто победа, а победа, добытая с трудом и большими испытаниями. Он вел солдат на штурм тогда, когда это было бессмысленно.
Двина — крупная река, и достать саксонцев на другом берегу с точки зрения тогдашней военной техники было не так уж и просто. Главное в форсировании Двины состояло в том, чтобы противнику не было известно, в каком месте шведы войдут в реку. Семидесятишестилетний генерал-губернатор Риги Э. Дальберг заблаговременно был посвящен в некоторые детали этой крупной военной операции и вносил свою лепту в ее техническую подготовку. Несмотря на свой преклонный возраст, ветеран Тридцатилетней войны был полон сил и энергии. Еще в армии Карла X, сорок три года тому назад, он отвечал за преодоление датского пролива Бельт, и его опыт конечно же мог пригодиться в данном случае. Он дал указание собрать все имеющиеся в городе плавсредства и подготовить их к десантной операции; он позаботился о средствах для дымовой завесы, которая должна была прикрыть рискованный марш шведов через реку; для кавалерии соорудили специальный плавучий мост. Формально за саперное обеспечение операции отвечал генерал Стюарт.
От Дерпта до Риги около 250 километров. Стояла неимоверная жара, когда шведская армия двинулась к югу, и о блицпереходе не могло быть и речи. Двигались со всей осторожностью, чтобы у саксонского главнокомандующего фельдмаршала Штайнау не создавалось определенного мнения о том, в каком месте — у Риги или Кокенхаузена — задумал Карл XII переправить свои полки через реку. И у педантичного усердного фельдмаршала действительно голова шла кругом от неизвестности. В его распоряжении было 28-тысячное войско, в котором одну треть составляли хорошо обученные саксонские пехотинцы и кавалерия, а остальные две трети — русский корпус Аникиты Ивановича Репнина
[65], который значительно уступал саксонцам и шведам и в подготовке, и в военном опыте, и в вооружении. Русские наконец-то прибыли на помощь своему союзнику.
Штайнау нужно было во что бы то ни стало не дать шведам высадиться на неприкрытом месте, поэтому он, в зависимости от разведданных о маршруте шведов, то и дело переставлял свои полки вдоль берега Двины, чтобы не пропустить противника. У шведов на противоположном берегу было около 18 тысяч человек. Когда шведская кавалерия появилась под Кокенхаузеном, саксонцам стало ясно, что форсировать Двину шведы намеревались именно в этом месте, и они принялись укреплять и дооборудовать местность.
Но вечером 17 июля король неожиданно даже для своих генералов отдал приказ всем частям идти форсированным маршем к Риге, и Штайнау в большой спешке стал перебрасывать подкрепления на Рижское направление. В конце концов он убедился, что фортификационные укрепления по берегу были вполне солидные и шведскому королю прорваться сквозь них с ходу будет нелегко.
Около Риги ширина Двины составляла 600 метров, берега в этом месте были отлогие, а русло изобиловало многочисленными наносными островами. Лодки, плоты, баркасы, подготовленные Э. Дальбергом и М. Стюартом, могли за один раз взять шесть тысяч человек пехоты, пару эскадронов кавалерии и немного пушек. Остальные части должны были перейти по понтонному мосту. Диспозицию к атаке составлял все тот же Стюарт, что и при высадке под Копенгагеном, только здесь поставленная перед ним задача была намного сложнее.
Переправу наметали на следующий день, 18 июля, но подул штормовой ветер, и мероприятие пришлось отложить, что позволило саксонцам спокойно перебросить из-под Кокенхаузена свою кавалерию. Утром 19 июля ветер стих, и в четыре часа утра шведы бросились к реке, сели в заранее подготовленные лодки и плоты и оттолкнулись от берега. Король в сопровождении генерал-адъютанта Дюккера, шталмейстера Ройтеркранца и камер-пажа Клинковстрёма в небольшой лодке плыл в центре колонны одним из первых. Французского посла де Жискара не взяли, и он в месте с графом Пипером мог наблюдать за всем происходившим с одной из башен рижской крепости. В последний момент посол уговаривал короля отказаться от идеи форсировать Двину — ведь на том берегу были не какие-нибудь русские варвары, а отличное саксонское войско. «Пусть хоть французы!» — резко ответил ему на ходу Карл на латинском языке.
