Нужно было знать Польшу конца XVII — начала XVIII столетия. Король обладал лишь символической властью — всем в стране заправляли 200 тысяч шляхтичей, которые обладали суверенным правом решать все важные вопросы Речи Посполитой — своеобразной «монархической», а скорее анархической республики. Достаточно было одному депутату сейма высказаться против, и конструктивное решение, над которым бились не один месяц, проваливалось. Это называлось по-латыни —а поляки любили и хорошо знали этот язык — liberum veto. Сеймы и созывались фактически для того, чтобы покрасоваться конным выездом, «проверить на всхожесть» своих политических противников и, блеснув красноречием или вытащив из ножен саблю, тут же уехать в свое поместье. Кроме сейма главного в стране было множество частных сеймов и сеймиков помельче. Польша просто кишела партиями, объединениями и группировками, называемыми конфедерациями. Кроме армии коронной — регулярной, крупные магнаты содержали собственное войско. Составная часть Речи Посполитой — Литва — переживала смуту, вызванную гражданской войной между враждующими партиями магнатов.
По мнению Ф. Ф. Карлссона, Польша была идеальной территорией для свободных прогулок любого иностранного войска и для его содержания за счет разобщенного во всех отношениях населения. Естественно, Карл XII при планировании своего польского похода, ввиду постоянной нехватки финансов на содержание своих каролинцев, не мог не учитывать этого обстоятельства. «Идеальное» государство, в котором свобода была доведена до абсурда, а общественные интересы подчинялись частным, постепенно хирело — до его раздела оставалось около семидесяти лет. Раздел Польши окажется наиболее эффективным лекарством для больного.
В этот период 79-летний граф Бенгг Оксеншерна с высоты своего огромного государственного опыта из Стокгольма предпринял последнюю отчаянную попытку предупредить об опасностях, подстерегавших молодого короля в Польше, на этом своеобразном «кладбище армий». За несколько недель до своей смерти он направил Карлу длинный меморандум от 15 марта 1702 года, в котором настоятельно просил его воздержаться от ввода шведской армии в страну и уж тем более — от планов возведения на польский престол другого короля. Граф особенно опасался последствий лишения Августа Сильного польской короны, он имел отличное представление о менталитете польского дворянства, хорошо знал цену заявлениям воинственной и пылкой шляхты и на опыте убедился, что расстояние, отделявшее эти заявления до конкретных дел, на практике оказывается непреодолимым.
Конечно, король не предполагал посвящать своей идее столько времени и сил, сколько он будет вынужден посвятить ей в скором времени. Он думал осуществить свою идею быстро, легко, мимоходом, между основными делами. Но польская действительность оказалась другой. Получилось по поговорке: «Полез в воду, не зная броду». Постепенно Карл уподобился борцу, который, кроме необходимости положить на лопатки своего противника, должен был одновременно уговаривать и его супругу, то есть Польшу, на развод с ним. И как бы он ни издевался на борцовском ковре над Августом, бросая его и так и сяк, словно куль с мукой, а кузен все равно уходил с ковра непобежденным, потому что его супруга с разводом не торопилась. Ей тоже было бы нужно дать хорошего тумака, но это уже противоречило борцовским правилам. Своей политической программой Карл XII фактически способствовал политическому выживанию своего злостного врага. Жизнь коварно подсунула ему то, что он ненавидел всеми фибрами своей души, — политическую возню. И хотя Карл в качестве политического средства использовал свою шпагу, в польском болоте ее удары не достигали цели. Он бил по саксонцам, не доставая самой Саксонии; он колол русских, не доставляя никакого вреда царю Петру и его делу. М. Робертс и многие другие полагают, что главный стратегический просчет Карла XII состоял в том, что он ввязался в польские события. «Карл XII пожертвовал Ригой, Ревелем и Выборгом в обмен на карточные домики в Польше и в Турции», — писал финский историк Э. Хорнборг.
Время начнет работать против Карла XII. Когда он сквозь политические дебри продерется, наконец, к Альтранштедтскому миру, часы истории уже далеко уйдут вперед: восточные провинции целиком и полностью окажутся в руках Петра, Россия использует предоставленную ей передышку и реорганизует армию, создаст флот и укрепит свои внешнеполитические позиции. Стремление добиться абсолютной победы над кузеном окажется химерой и будет стоить Швеции потери стратегической инициативы. Прозвенит первый предупредительный звонок перед поражением под Полтавой.
«Фискал Господа Бога» на Земле взялся явно за непосильную для себя задачу — следить, как грешные люди исполняют заповеди Творца. Это было непрактично, другие на его месте предпочли бы себя в роли пособников Вельзевула, пишет Ф. Г. Бенгтссон, потому что они наверняка добились бы успеха и без всяких сложностей получили бы от своих потомков прощение. Судить великих людей по их успехам и неудачам, утверждает он, непристойно. Но в чем же тогда должен проявляться великий человек, если не в своих достижениях? И разве любой другой выбранный Карлом XII вариант сведения счетов с Августом обязательно должен был нести на себе знак Вельзевула?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПОЛЬСКАЯ ТРЯСИНА
«Ты думаешь, король любит, чтобы ему напоминали о деянии, которое не принесло ту славы?»
А. Стриндберг. Густав Васа
Глава восьмая
200 ТЫСЯЧ СУВЕРЕНОВ
Магистр Стиг. Какое дело привело сюда короля ? Говорили, он должен идти на Норвегию?
А. Стриндберг. Густав Васа
Предложение шведского короля было четким и ясным — по крайней мере ему так самому казалось. Согласившись на него, Польша могла бы сделать некоторые существенные приобретения, в том числе и территориальные. Карл XII не отказал бы ей в возвращении украинских земель, перешедших к России, о потере которых польская шляхта не переставала горевать. Большого энтузиазма ни у кардинала Радзиевского, ни у шляхты предложение шведского короля, однако, не вызвало. Вопросов нет: король Август — плохой король, судила шляхта, но дело в том, что в Польше королей никогда не смещали с трона — их судили, ограничивали в действиях, переизбирали, но не прогоняли просто так, и уж если это должно произойти, то ни в коем случае не при помощи иностранного вмешательства. Так было заведено их отцами и дедами, и даже сочувствующие шведам поляки не соглашались с предложением их короля. Об эту твердую и упрямую позицию польской шляхты разбивались и будут разбиваться все усилия, вся пропаганда и агитация Карла XII.
Между тем король со своей армией целый год просидел в Курляндии и за событиями в Польше и Литве наблюдал издалека. Великое княжество Литовское переживало гражданскую войну, и одна из воюющих сторон, возглавляемая магнатами Бенгтом и Казимиром Сапегами, уже не раз взывала к шведской помощи, потому что недовольные засильем Сапегов литовцы во главе со сторонниками Августа князем Григорием Антоном Огинским и Михаилом Сервасом Вишневецким одерживали в этой войне верх. И Карл не раздумывая вмешался во внутренний конфликт. Он принял сторону Сапегов, потому что Август поддерживал Огинского, и направил им на помощь отряд своих солдат.
