Генерал сообщал, что в Торне заперлась почти вся саксонская пехота в количестве шести тысяч человек. Это была ценная весть, и король решил идти на Торн, где надеялся вместе с отрядом Реншёльда окружить и взять город штурмом. После этого практически вся Польша будет очищена от присутствия саксонцев. Шведская пехота, форсировав Буг через Новодворский мост, по восточному берегу Вислы шла к Торну, в то время как Реншёльд находился западнее армии короля. На баржах вместе со шведами плыли пленные саксонцы. К 24 мая 1703 года передовые отряды шведов уже находились под стенами Торна, и король вместе с ними выехал на рекогносцировку крепостных сооружений. Торн, согласно полученным данным, являлся мощной крепостью, его гарнизон был многочисленным, а запасов продовольствия и амуниции в городе было более чем достаточно. Жители города были настроены решительно антишведски и заявили о своей готовности защищать крепость рядом с саксонскими солдатами. Саксонским генералам фон Канитцу и фон Ребелю такие заверения были как бальзам на душу. При осаде крепости Карлу XII предоставлялась уникальная возможность продемонстрировать свои инженерные знания, которые он в свое время получил от М. Стюарта, и проявить свои полководческие способности.
До Карла XII к Торну ходили два шведских короля. Осенью 1628 года Густав II Адольф шел на город с севера, но из-за голода и болезней в армии был вынужден отвернуть в сторону. В ноябре 1655 года Карл X Густав налетел на Торн, как ветер — он шел по той же дороге, что и Карл XII, и спешил в Бранденбург, чтобы выяснить отношения с бранденбургским курфюрстом. Получив ключи от города на подносе, он вошел в него без единого выстрела, проскакал бешеным галопом по улицам, громким хохотом разогнал всех собак и кошек, взял городскую кассу и исчез в северном направлении так же быстро, как появился.
Теперь, конечно, ситуация была другая; крепостные сооружения за это время поляки усовершенствовали и сделали еще более неприступными, за стенами крепости сидел сильный гарнизон, у которого и на уме не было подносить королю Швеции ключи от города, тем более что осажденным было хорошо известно, что шведская армия подошла без осадной артиллерии. Саксонцы с добродушными улыбками курили трубки и с любопытством наблюдали со стен города, как внизу маршировали голубые пехотные колонны каролинцев, как драгуны выгоняли из предместий жителей, чтобы сжечь их дома, как подплывали по реке баркасы с пултусскими пленными и те высаживались на остров посередине реки и как шведские саперы наводили понтонный мост.
Первое время об осаде Торна не было и речи — город пока блокировали и стали ждать, когда из Риги подвезут тяжелую артиллерию. Ее должны были выгрузить в Данциге, а оттуда по Висле доставить к Торну. Поэтому шведская армия под крепостью устраивалась прочно и надолго — с пекарнями, банями, лазаретами, маркитантками и проститутками. Для увеселения короля и придворных из Стокгольма вызвали даже французскую театральную труппу. По ближайшим деревням были высланы летучие отряды «товарище», чтобы следить за передвижениями Штайнау, а заодно получить «сатисфакцию» с населения. Время от времени, когда саксонцам предоставлялась хорошая цель, со стен Торна гремели мушкетные и артиллерийские выстрелы.
Король, как обычно, приближался к стенам города на расстояние выстрела, и уже в первые дни осады произошли неприятные эпизоды. Один раз пуля вонзилась в землю прямо перед ногами коня Карла, другой раз, вечером 28 мая, во время обхода королем гвардейских постов был смертельно ранен новоиспеченный генерал-лейтенант Б. фон Ливен. Король сильно горевал по убитому, приказал забальзамировать его тело и отправить для захоронения в Стокгольм. Третий раз Карла после взрыва гранаты засыпало землей.
Свою палатку король поставил рядом с палаткой Маленького Принца прямо под выстрелами саксонцев, и скоро они обе были продырявлены пулями. Однажды в отсутствие короля драбанты построили перед палатками вал и загородили их от выстрелов стогами сена. Вернувшийся хозяин палатки был изумлен этим нововведением и приказал сено убрать, но только перед своей палаткой. 27 июня Карлу XII исполнился 21 год, и защитники крепости ждали со стороны шведов какого-нибудь подвоха, но король ничем особенным этот день не отметил — равно как годовщину битв на Двине и при Клишове.
Придворные и близкие сделали попытку урезонить короля, чтобы он соблюдал осторожность. «Я буду там, где будут мои солдаты, — ответил Карл. — Для Швеции моя смерть не будет большой потерей — какая ей от меня польза?» Несомненно, пишет Лильегрен, странная фраза в устах абсолютиста Карла. Что это: игра в скромность или признание того факта, что он по горло завяз в польской трясине и теперь не знает, как из нее выбраться? Наблюдательный У. Хермелин встревожен странным и необъяснимым поведением своего повелителя и пишет: «Тому, что называется осторожностью, дают имя “трусость”. Все генералы и офицеры пребывают в состоянии транса и ничего доброго от будущего не ждут».
Между тем кавалерия Августа стала проявлять все большую активность, вероятно, подготавливая возможные пути отхода из крепости, для своей пехоты. Она нападала на небольшие отряды шведов и мешала им, выполнять задачи снабжения. Саксонцам оказывали содействие поляки, и шведы стали нести чувствительные потери. Больше всего Карла XII возмущали партизанские действия местного населения. К такой войне шведская армия не была подготовлена — она привыкла иметь дело с регулярными войсками и в открытых сражениях. В печально известном письме к Реншёльду король излагал свое ведение способов борьбы с партизанами:
«Мне известно, что Вы в целом стараетесь их наказать. Населенный пункт, в котором совершено нападение на шведский отрад, должен быть сожжен дотла вместе с окрестностями. Жителей деревень, которых Вы схватите, при малейшем подозрении в неблаговидных против нас поступках следует повесить, чтобы они боялись и знали, что если нас разозлить, то не будет пощады даже для детей в, колыбели. Если неприятель подобным образом будет создавать Вам трудности и уходить от преследования, то лучший, способ наказания — это уничтожение и сожжение всего в округе и превращение местности в пустыню, чтобы там уже. Вам больше никто не мешал. У нас особых новостей нет, мы тоже здесь на страже и подвергаем сожжению каждый населенный пункт, где появится неприятель. Недавно я приказал сжечь целый город
[83], а его жителей — повесить».
Хорошенькое письмецо! Солдаты короля отнимают у мирных и ни в чем не повинных жителей съестные припасы, угоняют скот, забирают имущество, и это считается в порядке вещей. Но если они при этом оказывают сопротивление, то король сердится — ему, видите ли, нужно чем-то кормить свою армию! Что это: проявление истинной сути Карла XII, которую он так старательно скрывает, когда все вдет согласно его желанию, или виновата во всем война, которая испортила его характер? А может, это выражение внутреннего пренебрежения к полякам, которые не хотят слушаться его советов и поступают вопреки им? Ведь в Дании Карл в целом придерживался цивилизованных форм общения, да и когда шведы войдут в Саксонию, никаких эксцессов они допускать там не будут. Не потому ли, что датчане и саксонцы для них люди первого сорта, а поляки и, как мы увидим, русские — второго и третьего? Даже шведские историки признают, что русские в понимании каролинцев были чем-то вроде варваров или недочеловеков. Близко, очень близко подошел «самый нравственный король в мире» к нравственной пропасти, где от человекоизбранности до человеконенавистничества рукой под».
