По версии Н. И. Павленко, в этот день несколько сотен казаков «для учинения диверсий» в отношении противника перешли реку у деревни Нижние Млыны и подобрались поближе к шведскому лагерю. Карл XII вместе с Мазепой оказался у этой деревеньки, где Далекарлийский полк с казаками А. Войнаровского, племянника Мазепы, отражали атаку казаков. Здесь и произошло непредвиденное, наложившее отпечаток на весь ход последующих событий.
Очевидец ранения Карла С. Понятовский писал: «Шесть тысяч московитов подошли... как будто с целью перейти через Ворсклу на расстоянии полутора миль от Полтавы. Несколько казачьих сотен, невзирая на пикет из 48 коней, поставленный для наблюдения за ними, переправились вплавь и напали на шведскую стражу у Полтавы. Король, по своему обыкновению объезжавший все посты на самой заре, имел удовольствие с 18 конями прогнать их и преследовать до места их переправы, где он и остановился на некоторое время на берегу, следя за тем, как они бросились в реку. Московские войска, находившиеся на той стороне, вели частый огонь: направленная оттуда из нарезного карабина пуля пронзила ногу короля от пятки до конца пальцев, перебив все кости ноги... Вместо того чтобы подумать о своей... ране, король в течение более двух часов объезжал все посты всего лагеря... хотя кровь из нее текла в изобилии».
По дороге в Полтаву раненый Карл XII встретил знакомого юнкера Петре, а в Полтаве направился не в свою квартиру, находившуюся в Крестовоздвиженском монастыре
[151] к северу от города, а во второй батальон Далекарлийского полка, который в это время вел бой с защитниками крепости. Он пробыл там около часа, пока не убедился, что события развиваются так, как следовало. После этого он поскакал к Юлленкруку и дал ему необходимые инструкции, потом разговаривал с А. Спарре, причем оба офицера не заметили в короле никаких признаков боли или страдания, и только когда денщик Спарре обнаружил, что из сапога короля капает кровь, стало ясно, что король ранен. Было около 11.00, и король позволил осмотреть свою рану. Он поехал к себе домой, сам слез с коня, чтобы показать всем, что рана несерьезная, но вдруг у него закружилась голова, его подхватили, внесли в дом и уложили на кровать. По армии распространилась весть: король ранен! Все привыкли к мысли, что король был от всего заговорен, и вдруг — ранен!
За несколько дней до ранения король беседовал с Акселем Спарре и главным аудитором Лильеншерной. Рассуждали о доле воинов, которые рано или поздно должны погибнуть. Карл XII высказал мнение, что место и время смерти для него неважно, главное, чтобы на душе было спокойно. Если это присутствует, то можно хорошо прожить жизнь и на поле боя, как и в любом другом месте. Из этого религиозного фатализма и покорности судьбе, вероятно, и происходили его непостижимое самообладание и терпение, с которыми он переносил свое ранение.
Полевые хирурги Мельхиор Нойман и Мартин Рольфер обнаружили пулю почти рядом с большим пальцем ступни. После того как ее извлекли, король подарил ее лейтенанту драбантов Карлу Хорду. Пуля раздробила всю ступню, и осколки кости легко извлекались из раны. Очевидец события, прусский военный атташе фон Зильтман, сообщил в Берлин следующее: «Пуля вошла в ступню на расстоянии ладони от мизинца и была вырезана сверху у большого пальца; четыре наилучших в армии фельдшера и два врача взялись за лечение раны. Не хватает, однако, нужных медикаментов... После неспокойной ночи и сильного жара врачи вскрыли артерию, после чего состояние несколько улучшилось, жар спал и опухоль уменьшилась».
Король заверил всех генералов, что скоро будет снова в строю. Но время — жаркое лето — считалось не совсем благоприятным, в этот период раны плохо заживали, гноились и вспухали, на этот июнь падало наибольшее количество смертей. Обработанная Мельхиором Нойманом рана через два дня воспалилась, у короля поднялась высокая температура, и два-три дня врачи опасались за его жизнь.
Пока король лежал с высокой температурой, 30 (19) июня и 1 июля (20 июня) царь Петр в районе Петровки перешел через Ворошу на плацдарм Ренне со всей своей армией. Все произошло так, как планировал Карл XII: Петр I «клюнул» на его приманку, но «рыбак» уже был не в состоянии ловить «рыбу».
Безвестный казак, наверняка стрелявший прицельно с середины Ворсклы, самым радикальным образом изменил соотношение сил под Полтавой и способствовал окончательной победе русских.
Выстрел из ружья, имевший серьезные последствия для всей русско-шведской кампании и для государств России и Швеции...
Глава четырнадцатая
И ГРЯНУЛ БОЙ!
...видит Карл могучий
Уж не расстроенные тучи
Несчастных нарвских беглецов,
А нить полков блестящих, стройных,
Послушных, быстрых и спокойных
И ряд незыблемый штыков.
А. С. Пушкин. Полтава
По оценке отечественных историков, после жестоких зимних холодов положение шведской армии весной и летом улучшилось ненамного. Продукты в жару стали портиться, хлеба почти не было, пищу подсаливали селитрой. Доставленные из Крыма изюм, миндаль и инжир проблему голода кардинально не решали. Сена не было, и лошадей кормили сечкой и мукой. Ранения часто заканчивались гангреной. Солдаты были измотаны осадными, ремонтными и земляными работами. Угнетал гром русских пушек крупного калибра. Пули лили вручную, подбирая русский свинец с земли. Все понимали, что русские оттягивают решающее сражение, чтобы окончательно изнурить шведов.
«Непрерывная усталость приводила в отчаяние самых решительных, и многие хотели честной смерти в бою, чем голодной, а некоторые стали думать о переходе к врагу», — писал С. Понятовский.
Возникли трения с мазепинцами. Запорожцы были недовольны тем, что из них сделали дровосеков, землекопов и носильщиков. Они были хорошей мишенью для полтавчан и несли в шведском лагере самые большие потери. Их лечили хуже, чем шведов, а шведы справедливо возмущались их бесполезностью на поле боя, низкой дисциплиной, пьянством и развратом. «Их боевой дух дошел до нижней отметки. Было трудно заставить запорожцев исполнять приказы... Они прямо-таки готовы были взбунтоваться» (Я. Энглунд), Армия уже девять лет находилась вдали от дома, и лишения, выпавшие на их долю, сводили на нет боевой дух потомков викингов. Тем не менее, считал А. Стилле, положение шведской армии накануне генерального сражения отнюдь не было катастрофичным и решение шведского военного руководства дать русским бой якобы отнюдь не диктовалось безысходностью. Ему возражает П. Энглунд, утверждающий, что положение зажатой в тиски шведской армии было безвыходным: «Практически те, кто осадил Полтаву, сами оказались в осаде».
Нажим со стороны русских за последнее время усилился. А воинский дух, выучка и количество солдат у Петра постоянно росли. Русские полки теперь, как и у шведов, формируясь по принципу их финансового обеспечения отдельными губерниями (Владимирский, Нижегородский, Ростовский и т.д.), становились более сплоченными. Наборы рекрутов проводились в великорусских областях, и армия, в отличие от армии Карла, была однородной. Быт русского крестьянина-труженика, закаленного суровым климатом, был близок к военному, и солдаты, по образцу европейцев, сами пекли хлеб, плотничали, ремонтировали лафеты и повозки, шили мундиры.
