Принцип стратегии XVIII века: «Сражение — это рвотное для больного, когда нет ничего другого» — полностью применим к Полтавской баталии.
В основу русского плана битвы легли идеи Б. П. Шереметева и некоторых других генералов. Фельдмаршал быстро оценил обстановку и предложил идти на выручку Полтаве, пробиваясь траншеями из-за Ворсклы. Идея содержала минимум риска: часть пехоты и кавалерии можно было переправить через реку в полутора милях к северу от шведского лагеря и затем, опираясь на ретраншемент — полевую земляную крепость, «чинить диверсии». Ретраншемент тылом будет прижат к реке и защитит место переправы и путь возможного отступления. При атаке шведов на русский лагерь можно организовать нападение из-за реки.
Были и другие предложения, но все споры в июне прекратил царь. Главное дело, заявил он, завершить войну, следовательно, надо было уничтожить шведов. Он предложил дробить и «растаскивать» силы противника, непрерывно устраивать ложные атаки и не давать шведам нигде покоя. После такой подготовки уже не часть войск, а вся 42-тысячная армия с 102 орудиями должна будет переправиться на правобережье Ворсклы и принять атаку шведов на укрепленных позициях.
В соответствии с этим планом русские стали «чинить диверсии». Сначала казаки гетмана Ивана Ильича Скоропадского с двумя пехотными и четырьмя драгунскими полками переправились через Псел, совершили рейд по шведским тылам и имели стычки с мазепинцами, охранявшими обоз. Потом 2500 драгун генерал-лейтенанта Хейнске ворвались в Старые Сенжары, перебили много шведов, захватили две полковые кассы и освободили 1270 пленных, взятых при падении Веприка. А в середине июня под прикрытием тумана 12 конных, два спешенных драгунских и три пехотных полка К. Э. Рённе с казаками, волохами и калмыками у деревни Петровки навели через Ворсклу мосты и заняли плацдарм в двенадцати с половиной километрах к северу от шведского лагеря. При этом они немедленно выстроились в боевой порядок и легко отбили три шведских эскадрона, а позже — атаку шести полков противника. Сразу после этого Рённе стал покрывать занятый плацдарм редутами. Затем через реку переправилась вся русская армия, оставив, как при Куликовской битве, водную преграду за спиной.
О появлении русских на правом берегу Ворсклы Реншёльд доложил королю. Тот через адъютанта якобы передал фельдмаршалу, чтобы тот действовал по своему усмотрению. Такого безразличия к столь острым событиям король никогда раньше не проявлял. После Лесной, по мнению Н. И. Павленко, им овладела какая-то апатия. Это мнение подтверждают и шведские историки.
Согласно их описаниям, утром 27 июня, когда король был ранен в районе Нижних Млын, Реншёльд с большей частью своей кавалерии находился в районе Петровки, где на восточном берегу для форсирования Ворсклы концентрировались части русской армии во главе с генералом Рённе. Фельдмаршал стоял на высоком холме, носившем название Петровской могилы, когда ему принесли печальное известие о ранении Карла XII. Уже первые меры, которые он принял в это утро, свидетельствовали об испытываемых им трудностях своего нового положения. Он созвал всех своих генералов и полковников и спросил их мнение по поводу ответных мер против Рённе. Он предполагал, что ничего нового и важного они ему не скажут, но с самого начала решил установить в армии коллегиальные порядки, потому что знал, что ни Пипер, ни Левенхаупт не упустят возможности позлословить о его диктаторских замашках. Заметим, что коллегиальность в каролинской армии было явление из ряда вон выходящее и сыграет, как мы увидим позже, со шведами под Перевалочной злую шутку.
Военный совет принял решение, с которым фельдмаршал был полностью согласен: не мешать Рённе перебраться через реку и закрепиться в Петровке. Оно полностью соответствовало и концепции короля о том, чтобы выманить русских на этот берег для навязывания им генерального сражения. Вслед за этим Реншёлвд отдал распоряжение убрать шведские заградительные цепи подальше от берега реки. Вечером того же дня, после беседы с Карлом XII, он снова созвал всех генералов, включая Левенхаупта, и от имени короля снова спросил их о том, что следовало предпринять в ближайшие часы и дни. Большинство высказалось за снятие с Полтавы блокады, но Реншёльд, по свидетельству Юлленкрука, сказал им, что «Его Величество категорически против этого». Тогда пришли к мнению, что надо продолжать все, как прежде, а там покажет время. Очевидно, это совещание было созвано с согласия Карла и имело своей целью укрепить положение Реншёльда как главнокомандующего.
У нас нет оснований подвергать сомнению данную версию поведения Реншёльда и короля. Шведские архивы, в отличие от российских, на этот счет располагают более точными и подробными сведениями. Кстати, ее подтверждает и очевидец событий прусский военный атташе при штабе Карла XII подполковник барон Давид Н. Зильтман. Вот что он писал о действиях шведского главнокомандующего Реншёльда: «26 (15) июня вечером фельдмаршал получил известие, что московиты перешли реку, и он приказал полкам быть готовыми к выступлению. В ту же ночь выступили десять конных и восемь пехотных полков. В начале следующего дня фельдмаршал поставил их в ордер баталии, а в середине дня подвел их на дистанцию 50 шагов к противнику, который ошанцевался
[152] недалеко от реки и высокого берега с шестью-семью тысячами человек в шести редутах. После этого была молитва, и потом, когда фельдмаршал ожидал приказа от короля, ему принесли известие, что король между шестью и семью часами был ранен у Полтавы в ногу выстрелом из ружья.
Вслед за этим он с армией, выстроенной в три линии, стал подвигаться к противнику, но когда со стороны последнего стали раздаваться пушечные выстрелы, остановился, и только теперь было замечено, как он ошанцевался и прикрылся испанскими рогатками. После того как фельдмаршал поднялся на один из холмов, чтобы лучше выяснить позицию и положение противника, и спустился обратно, он созвал генералитет на военный совет, который большинством голосов высказался за то, чтобы атаковать противника. Фельдмаршал одному из генералов открыл состояние короля. После того, когда московиты стали бить в литавры и выдвигаться вперед на несколько шагов, однако не покидая ретраншемента, и начали обстрел шведов из двух пушек, Реншёлвд приказал армии повернуть направо и вернуться на прежнее место, где она стояла еще некоторое время, посылая пикеты для наблюдения за неприятелем, и наконец отступила. Гетман Мазепа был тоже там и привел своих казаков, которые вместе с запорожцами на правом и левом крыле держали фланги, а также отдельно от шведов осаживали русских казаков и калмыков справа от московского ретраншемента у малой горы».
Полагаем, что прусскому барону не к чему было скрывать или искажать правду. Н. И. Павленко считает, что из рассказа Зильтмана явствует, что шведы в целом адекватно и своевременно отреагировали на появление русских войск на своем берегу, но по каким-то причинам от атаки на Ренне отказались. Неужели они испугались движения русских солдат, явно не собиравшихся контратаковать противника? Ведь у шведов был явный перевес в силах. Возможно, «ошанцевавшийся» авангард Рённе и испанские рогатки явились неожиданностью для Реншёльда, но вряд ли это заставило его отступить и вернуть войска на прежние позиции. Скорее всего, он хотел действовать на основании приказа короля, а король временно был выведен из строя. Состояние его с 18 по 20 июня было критическим, и даже возникло опасение за его жизнь, заключает историк. Добавим вслед за ним, что не апатия после Лесной объясняла безразличие Карла к появлению русской армии на западном берегу Ворсклы, а его физическое состояние. Король в эти дни находился на грани жизни и смерти.
