И все же стоит подумать не только о природе революции, которую устроила Тэтчер, но и о ее конечном результате. Все признают, что устранение барьеров в торговле укрепило связи между странами и сделало глобализацию такой, какой мы ее видим сегодня. Большинство экономистов свято верят в то, что новые каналы подстегнули мировой экономический рост, расширили индивидуальные возможности и в целом принесли немало пользы. Широко признаётся и тот факт, что эти тенденции сказываются также на росте безработицы и увеличении социального неравенства. Сейчас становится все более очевидным, что свободная рыночная экономика может сделать мировую систему уязвимой. Рынки неспособны саморегулироваться, что и продемонстрировал обвал 2008 года. Рынки могут формировать стабильные каналы поставок, но эти каналы легко обрываются под действием форс-мажорных обстоятельств, как, например, в случае с цунами 2011 года в Таиланде, которое поставило под угрозу мировую компьютерную индустрию. По сути, та взаимосвязанность, которую поощряла политика Тэтчер, породила новую необходимость в «подкладывании подушек» — создании резервов, излишков и планов на случай непредвиденной катастрофы, другими словами, необходимость в большем участии государства.
Так проявляется парадокс нашего времени: большие угрозы — глобальное потепление, мировые финансовые, экономические и гуманитарные кризисы — показывают, что Жан Монне был, скорее всего, прав, говоря о необходимости создания надгосударственных инстанций. Ни одно государство не располагает достаточными ресурсами и не обладает достаточным влиянием, чтобы успешно справиться с этими проблемами. В то же время сегодня одними из самых насущных внутренних экономических задач для большинства развитых стран являются погашение крупных задолженностей, налаживание эффективного предоставления основных услуг и, самое главное, создание высокооплачиваемых рабочих мест. Многие правительства не справляются с решением этих задач, вследствие чего проблемы распределения ресурсов среди разных слоев населения, в том числе между разными поколениями, порождают политические конфликты. Как любила говорить Тэтчер, снижению контроля государства и развитию рынков «альтернативы нет».
Что делать с этими двумя, казалось бы, непримиримыми императивами? Тэтчер предложила философию управления, которая решала проблемы ее времени. Ее подход мог бы и сегодня сыграть роль трамплина в будущее, особенно в эпоху столь быстрых технологических изменений, когда важны скорость и гибкость. Но одного тэтчеризма мало. Будущее глобализации — это разумный баланс между частным и общественным, между конкуренцией и сотрудничеством, между рынком и государством, между тем, что страны могут сделать самостоятельно, и тем, что они должны сделать все вместе, другими словами, между Тэтчер и Монне. Но точно одно: учитывая экономическое и социальное давление, которое возникает в мире — медленный рост экономики, неравенство доходов, высокий уровень задолженности государственного сектора, — основные споры сейчас касаются роли, целей и функций государства
[374]. Спор может оказаться нескончаемым. Эти вопросы лежат в основе управления процессами глобализации, а идеи и политика Маргарет Тэтчер всегда будут рядом с центром этих жарких дискуссий.
Глава IX. Эндрю Гроув. Человек, стоявший за третьей промышленной революцией (1936–2016)
* * *
Во многом благодаря проложенным героями этой книги руслам новая промышленная революция, движимая цифровыми технологиями и интернетом, происходит гораздо быстрее, чем предыдущие. Сегодня развивается робототехника, совершенствуется искусственный интеллект, массово собираются и анализируются данные, заметен прогресс в нанотехнологиях и биологических науках, и это далеко не полный список. Растет технологический потенциал подключения к интернету при помощи чего угодно, начиная с одежды и бытовой техники и заканчивая отдельными частями авиационных двигателей. Все это открывает поистине головокружительные возможности для управления бытовой и коммерческой областями нашей жизни. Консалтинговая компания McKinsey & Company утверждает, что вызванные цифровой революцией изменения происходят в десять раз быстрее и их масштаб в триста раз превышает масштаб изменений, имевших место в конце XVIII века после внедрения автоматизации текстильной промышленности или в начале XIX века после запуска серийного производства и сборочных конвейеров
[375].
В основе всего происходящего лежит крошечный микропроцессор. Однако современный мир взаимосвязан благодаря не только микропроцессорам и изумительной технологии, но и самому производственному процессу, укрепившему основы глобализации. Майкл Делл, глава Dell Corporation, сказал однажды: «Идеи — это товар. Их реализация — нет»
[376]. Превосходная реализация подразумевает талантливый менеджмент, и по большому счету компьютерная эра — это результат революции в управлении отраслью высоких технологий. Лидером этой революции был Эндрю Гроув.
* * *
Андраш Гроф (впоследствии Эндрю Гроув) появился на свет 2 сентября 1936 года — не самое удачное время родиться евреем в Венгрии, да и в любой другой стране, находившейся в досягаемости фашистской Германии
[377]. Это был год, когда Адольф Гитлер вновь запустил оружейные заводы Рейнской зоны и отправил свои войска в Австрию, чтобы затем захватить Чехию и Польшу. Близилась кампания преследования и уничтожения миллионов евреев, достигшая в Венгрии полного размаха в 1944 году, когда Андрашу было восемь лет и немецкая армия маршировала по его родному Будапешту. Один из самых одиозных приспешников Гитлера Адольф Эйхман взял истребление евреев в Венгрии под личную ответственность. Его рвение стоило жизни двум третям еврейского населения страны.
Фактически война в Венгрии началась в 1941 году, когда Гитлер вторгся в сталинский Советский Союз, и Венгрия присоединилась к фашистам. В 1942 году отец Андраша, Георг Гроф, совладелец небольшого молочного бизнеса, был мобилизован фашистским правительством Венгрии, которое отправило его на фронт в Россию, лишив тем самым всю семью комфортного существования. Мария, мать Андраша, энергичная женщина, закончившая колледж (что было редкостью для женщин в то время), осталась одна и всеми силами старалась уберечь сына. На протяжении долгих лет она перевозила его из города в деревню к друзьям и обратно, пытаясь спастись от войны и от немцев, которые отлавливали и истребляли евреев. «Положение было мрачным, — вспоминал Гроув спустя годы, — но мать была рядом, и от этого посреди всего того странного существования мне становилось тепло и буднично»
[378]. И все же ребенок жил в страхе — в страхе разлучиться с матерью, быть пойманным немцами или попасться венгерским фашистским бандам, убивавшим евреев прямо на улицах.
