– Я все записал. Посмотрим, кто из нас прав.
Он отстегнул лямки, нажал кнопку обратной перемотки и положил магнитофон на стол перед Алекс. Зашелестела пленка.
– Ты думаешь, это было благоразумно?
– Ты что имеешь в виду?
– Это могло отпугнуть духов.
– Никто не говорил, что магнитофоны запрещены.
– Но хотя бы мне ты мог сказать.
– Скажи я, и ты бы мне запретила.
Он наполнил ее бокал, нахмурился, когда вино дало осадок и сделалось прозрачным. Он поднял бокал за ножку, повернул его к свету:
– Цвет хороший.
– Очень чистый.
– Не слишком водянистое, как ты считаешь?
– Нет.
– Чуть-чуть желтоватое, да? – взволнованно сказал он. – Последняя партия была зеленоватой.
– А что ты делаешь? Добавляешь краситель?
Он неодобрительно нахмурился:
– Никогда. Я такими вещами не занимаюсь. Окраску придает виноградная шкурка; все зависит от того, как долго выдерживать сусло.
Алекс понюхала вино. Поначалу ей показалось, что запах терпковатый, чуть маслянистый, и она наморщила нос. Но, вдохнув второй раз, ощутила слабый сладковатый аромат винограда.
– Оно все еще очень молодое, – сказал он, помрачнев.
– Ты должен постараться, чтобы оно не получилось слишком уж утонченным. Большинство людей не очень разбираются в винах – они хотят что-нибудь с приятным вкусом.
– К черту большинство. Пусть они пьют свою «Голубую монахиню» и «Ирондель». Ты не понимаешь, да? Я хочу создать великое вино. Великое английское вино.
Она пригубила, закрыла глаза, шумно прополоскала рот, надеясь, что именно этого он и ждет от нее. Вино было резким, обжигало нёбо, и она поморщилась. Потом проглотила вино, ощутила его движение по пищеводу. Когда оно достигло пустого сжавшегося желудка, ее передернуло.
– Хорошо, – сказала она, открыв глаза. – Хорошо, но резковато.
Раздался щелчок магнитофона. Дэвид наклонился над ним и нажал клавишу «воспроизведение». Послышалась какофония, и он убрал громкость.
– Всякие там молитвы я не стал записывать.
Послышались звуки «Весны» Вивальди – звенящая, красивая печаль, насыщенная верой в лучшее. «…Чувствуете теплую, упругую траву под ногами… – зазвучал голос Форда. – Вы видите белые ворота впереди…»
– Я пропущу эту часть. – Дэвид включил быструю перемотку.
Алекс сидела, в страхе глядя на магнитофон. Раздался странный барабанный бой, потом ужасный скорбный вопль, похожий на крик ведьмы и медленно переходящий в жуткий сдавленный хрип. Она ждала слов, и по спине полз холодок.
Но хрип перешел в тихое потрескивание помех.
Дэвид нахмурился, принялся тыкать в клавиши, усилил и уменьшил звук. Ничего, кроме шума. Он промотал несколько секунд, попробовал еще раз – опять одни помехи. Недоуменно посмотрел на Алекс.
– Что случилось?
– Я думаю, он его заглушил.
– Заглушил?
– Твой друг. Я думаю, он принес устройство для глушения аппаратуры.
– Зачем ему это понадобилось?
– Вот затем и понадобилось.
Дэвид включил быструю перемотку вперед: продолжался белый шум, щелчки, хлопки, шипение. Неожиданно раздались высокие писклявые голоса. Дэвид остановил магнитофон, отмотал чуть назад, потом снова включил воспроизведение.
«С тобой все в порядке, дорогая?» – Это был голос Дэвида.
Он многозначительно посмотрел на Алекс.
«Я… Я в порядке», – прозвучал голос Алекс.
После паузы она услышала голос Форда: «Духи ушли».
Дэвид выключил магнитофон.
– Духи и электричество – они как-то взаимодействуют? – спросила Алекс.
Она дрожала и чувствовала, что ее вопрос смешон.
– Это жульничество, дорогая.
Она покачала головой, не соглашаясь.
– Все сплошное жульничество.
Она опять покачала головой.
– Хотела бы я, чтобы ты оказался прав.
* * *
Не выключая света, Алекс улеглась на двуспальной кровати с комковатым матрасом. Всю ночь – спала она или бодрствовала – в ее голове звучали вопли, крики и голос Фабиана. Стоило ей соскользнуть в сон, как она тут же просыпалась, слыша его близко, совсем рядом. Она обильно потела, прихлебывала воду из стакана, боясь, что не хватит до утра, а выйти из комнаты и налить еще она слишком боялась.
Ночь снаружи была полна звуков. Над водой разносилось уханье совы. Средневековый пруд… Даже во сне Алекс слышала звуки, издаваемые плавающими карпами, – странные гулкие сигналы, шелест ряби, бегущей по воде. Видела одного карпа крупнее всех прочих: он всплыл на поверхность, прорвался сквозь водоросли, на свет божий вынырнуло лицо – жуткое, обожженное человеческое лицо. Алекс дико закричала.
Раздался осторожный стук в дверь:
– Дорогая, с тобой все в порядке?
– Да, все хорошо, спасибо.
Она закрыла глаза и попыталась снова уснуть. Звук шагов Дэвида в коридоре внушал ей чувство безопасности. Он спустился по лестнице, открыл кран на кухне, щелкнула на входе и выходе дверная защелка. Теперь звуки снаружи изменились. Защебетали птицы. Атмосфера дышала миром. Алекс открыла глаза: вокруг было утро.
Дэвид уже работал на своей винодельне. Открыл тяжелую дверь и вошел в громадный галечный сарай. Как он целыми днями выносил этот запах, похожий на вонь перегара от вчерашней вечеринки?
С центральной балки над громадным пластиковым чаном посредине свисал на талях массивный блок. Дэвид стоял на вершине чана, регулировал трос.
– Я готова! – прокричала она ему.
– Иду!
Она смотрела, как он спускается по шаткой лестнице.
– Ты чем занимаешься?
– Новый чан – его привезли только вчера. Хочу немного его сдвинуть. Буду рад, если ты останешься и сегодня, побудешь здесь на выходных.
– Спасибо. Ты не против, если сначала я посмотрю, как буду себя чувствовать?
– Если ты наверняка вернешься, то можешь взять «лендровер» и оставить его на станции.
– А если я не вернусь, ты останешься без транспорта.
Он осмотрел свою винодельню любовным взглядом, словно с трудом заставлял себя оставить ее пусть и на несколько минут.
– Ничего страшного.
– Счастливчик, – вздохнула она. – У тебя есть что-то такое, что ты так страстно любишь.
– У тебя тоже.
Она покачала головой:
– Я почти не бывала в офисе с того дня… Наверное, порой выпадают такие времена, когда определенные вещи теряют важность.
