– Вы меня извините, я на минуточку, – сказала она и пошла из комнаты в холл.
По щекам текли слезы. Она остановилась, аккуратно промокнула глаза.
– Уже уходите? – раздался голос Отто.
Она повернулась:
– Мне нужно возвращаться в Лондон.
Он снова улыбнулся, как всегда, своей всезнающей улыбкой.
– Не закончив дела?
Она покраснела. Что известно Отто? Много ли он знает? Какого черта он здесь ошивается?
– Вы родственник доктора Саффье?
Он покачал головой:
– Только его ученик.
– Ученик?
Она чувствовала, как его глаза обшаривают, сверлят ее.
– Я написал курсовую о нем – о его работе.
– Я… я думала, вы изучаете химию?
– Да. Его область знания – как раз химия. Химия и биология. – Он улыбнулся, насмешливо глядя на нее. – Биология и химия – близкие науки, миссис Хайтауэр… я думаю, вы понимаете это, как никто другой.
Она почувствовала, что краснеет еще сильнее. «Что тебе известно? – хотела спросить она, ощущая, как ее смущение переходит в ярость. – Что тебе известно, сукин ты сын?»
Он рассеянно оглядел холл, рыцарские доспехи у лестницы. Потом резко повернулся и впился в нее взглядом:
– Я знаю, почему вы здесь.
Его слова, как и его движение, испугали ее. Она попыталась взять себя в руки, смотреть на него, не выдавая своих чувств.
– Знаете? – язвительно спросила она. – Вы и в самом деле думаете, что знаете?
– Да. – Он улыбнулся. – Я могу вам помочь. Я знаю, где хранится архив.
Он отвернулся и пошел по холлу в сторону коридора.
Ярость схлынула, уступая место чувству беспомощности. Нетвердыми шагами Алекс двинулась за Отто.
* * *
Ящик беззвучно выскользнул из шкафа и остановился с металлическим лязгом.
– Скажите мне, Отто, почему доктора Саффье исключили из врачебного реестра?
– Приставал к мальчикам в общественном туалете, – ответил Отто, разглядывая папки в ящике.
Она содрогнулась, когда смысл сказанного дошел до нее, потом посмотрела на его лицо – не шутит ли он, не своеобразное ли это проявление чувства юмора. Но ничего такого не увидела – только констатацию факта.
«Уж не приставал ли он и к тебе, щенок?»
– Нет, – сказал Отто, повернувшись к ней.
– Что – «нет»? – спросила она, чувствуя одновременно жар и озноб.
– Нет, ко мне он не приставал.
У Алекс пылала голова, ее прошиб пот. Как он узнал? Прочел по ее лицу? Или он читает мысли?
Сырой подвал освещала одна голая лампочка. При любом жесте по стенам пускались в пляс тревожные тени. Старые зеленые архивные шкафы стояли в ряд посреди помещения, словно часовые. Что в них? Какие тайны, место которым в Сомерсет-хаусе,
[23] хранятся здесь? Что из них Саффье не унес с собой в могилу? Этот странный человек, который приставал к мальчикам. Общественные туалеты? Но ведь он был человеком со вкусом. Уж наверняка мог хотя бы…
Она испуганно посмотрела на лестницу, по которой они спустились сюда, на дверь наверху, которую Отто запер изнутри.
Отто пробежал пальцами по папкам, которые издавали громкие щелчки, потом замер. Вытащил тоненькую зеленую папку, поднес к свету, разглядывал ее несколько секунд, потом подошел к металлическому столу прямо под лампой. Положил папку на стол, кивнул Алекс, отошел в сторону.
Затаив дыхание, она приблизилась к столу, посмотрела на имя, напечатанное на ярлычке: Хайтауэр. Миссис А. С волнением открыла клапан. Внутри лежали листы разлинованной бумаги и несколько каталожных карточек, соединенных скрепкой.
От вида графиков, от вызванных ими воспоминаний ее щеки заливала краска. Графики температуры с наиболее вероятными днями зачатия в каждом месяце, обведенными черными кружками. Господи боже, через что они прошли. Она посмотрела на верхнюю карточку. Ее дата рождения. Дата рождения Дэвида. Количество сперматозоидов в его эякуляте. Потом перечень дат с надписями у каждой, сделанными мелким, но разборчивым почерком; чернила выцвели от времени. Накатила грусть. Ничего. Здесь не было ничего для нее полезного.
И тут она увидела.
Она прочла надпись, ощущая ломоту во всем теле. Потом перечитала еще раз; мелкий наклонный почерк под датой на последней карточке: «Дж. Т. Босли».
В памяти всплыл отзвук резкого гнусавого голоса: «Меня зовут Джон Босли. Я отец мальчика».
Рука, держащая карточку, отчаянно дрожала. Оглядевшись, Алекс увидела какие-то странные формы, двигающиеся в темноте между шкафами, вдоль стен, которые, казалось, уходили в темную бесконечность.
Лицо Отто. Его улыбка. Отто подошел к другому шкафу, открыл, вытащил еще один ящик, извлек оттуда папку, принес и положил перед ней, словно драгоценный бриллиант. Опять отступил от стола и сцепил руки за спиной.
На ярлычке было написано одно слово: «Доноры».
Внутри лежала увесистая пачка компьютерных распечаток. Имена в алфавитном порядке, многие и многие страницы. На четвертой странице она нашла то, что искала: «Босли. Джон Теренс. Больница Гая, Лондон. Дата рождения: 27.4.46». Значит, ему тогда был двадцать один год. За этим следовали несколько строчек с подробностями: цвет и густота волос, размер лба, цвет глаз, точная длина и форма носа, рта, подбородка, зубов, шеи, сложение. Ее колотило. Все совпадало с данными Фабиана.
В конце была приписка: «Вознаграждение: разовое. Благотворитель: Хайтауэр, миссис А.».
Она посмотрела на Отто.
– Ну, вы увидели достаточно? – спросил он.
– А есть еще? – слабым, дрожащим голосом спросила она, глядя в его насмешливые глаза.
Он еще раз улыбнулся своей ужасающей улыбкой всезнайки:
– Не здесь.
– А где?
– Это зависит от того, что вы хотите узнать.
– Отто, не играйте со мной в эти игры.
– Я не играю.
– Кто такой Джон Босли? Что он собой представлял? Как он умер?
– Он доктор. Но не думаю, что он умер.
Алекс вздрогнула, будто вновь услышала тот рык, что прозвучал во время сеанса. Слова Босли: «Не слушайте этого маленького ублюдка…»
– Он мертв, это точно.
Отто презрительно посмотрел на нее и отрицательно покачал головой:
– Он жив.
– Откуда вы знаете? – спросила она, чувствуя, как загорается в ней злость.
