– Мои клиенты всегда так говорят.
– Нелегко заставить себя. Но я… отвлекся. – Он вопросительно посмотрел на нее.
– Даже не знаю, с чего начать. – Она сцепила руки, переплела пальцы. – Вокруг меня происходят довольно странные вещи, и они меня пугают.
Его глаз снова дернулся.
– Какие вещи?
– Даже не знаю, как их описать. Странности, для которых не находится объяснения.
– Вы не думаете, что ваш разум, возможно, играет с вами шутки?
– Нет, это не шутки.
– Стоит потерять близкого человека, как разум начинает играть с нами в разные игры.
– Это не игры. Правда. Я человек с крепкими нервами и не отличаюсь буйным воображением. – Она посмотрела на него и еще теснее сплела пальцы. – В моем доме происходят очень странные вещи, и не я одна так считаю.
Как жаль, что он так молод!
– Мне посоветовали… – она снова запнулась, чувствуя себя глуповато под его озабоченным взглядом, – пригласить экзорциста.
Он широко раскрыл глаза и устремил на нее долгий пристальный взгляд.
– Экзорциста?
– Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума.
– Нет, я так вовсе не думаю. Но мы должны поговорить о тех вещах, которые вас пугают, посмотреть, не найдем ли мы причину… И может быть, поищем решение.
– Как вы считаете, мы могли бы поговорить об этом в моем доме?
Он задумался, потом ответил:
– Конечно, если вам так будет легче. Я загляну в мою записную книжку.
– У вас нет возможности поехать со мной сейчас?
Он нахмурился, посмотрел на часы:
– В четыре мне нужно забрать сына из школы. – Он снова посмотрел на нее, и на его лице тоже отразилась тревога. – Да, давайте сейчас.
* * *
К счастью, недалеко от дома нашлось свободное место. Алекс притормозила.
– Замечательная машина, – сказал Оллсоп.
– Ну, она совсем старая, – откликнулась Алекс и тут же пожалела о своем покровительственном тоне. – Ей больше двадцати лет.
– Боюсь, церковные служители не ездят на «мерседесах», – с ноткой зависти ответил он.
– Вообще-то, владеть такой машиной глупо. Очень дорогое обслуживание.
– Нам всем необходимы какие-то компенсации.
Алекс посмотрела на него. Что компенсировало ему трудности жизни? Бог? Окаменелости?
Мимса уже ушла, оставив одну из своих обычных записок, которые было почти невозможно прочесть. Алекс включила чайник и прошла в коридор. Священник расхаживал по гостиной, посматривал на потолок, хмурился.
– С молоком или черный?
– Черный, пожалуйста. Без сахара.
Она принесла кофе.
– Должна заскочить в туалет. Тут есть еще один под лестницей, если вам…
– Спасибо. – Он вежливо кивнул.
Поднимаясь по лестнице, она вдруг поняла, что в доме до странности жарко, душно, словно весь день работало отопление. Наверху жара усилилась. Алекс потрогала радиатор на площадке – он был холоден как лед. Тревожно огляделась, потом направилась в свою спальню, а из нее – в ванную. Атмосфера там была как в сушильном шкафу.
Она остановилась у раковины, чтобы помыть руки, посмотрела на себя в зеркало. Лицо взмокло от пота. Алекс прижала ладонь ко лбу, но лоб был холоден. Почти как лед. Может, у нее начинается грипп? Осторожно, чтобы не размазать косметику, она промокнула лицо полотенцем, закрыла глаза и промокнула веки.
Неожиданно на нее хлынул поток холодного воздуха, словно распахнули дверь холодильника. Она ощутила чье-то присутствие, чей-то взгляд. Медленно открыла глаза, посмотрела в зеркало.
За ее спиной неподвижно стоял Фабиан.
Сердце бешено дернулось в груди, словно палец коснулся оголенного электропровода. Потом все тело резко закололо, и она чуть не закричала от боли.
Алекс повернулась к нему и в этот момент поняла, что в комнате нет воздуха – ей нечем дышать.
Одетый в белую рубашку и свой любимый мешковатый джемпер, он был настолько реален, что она могла протянуть руку и прикоснуться к нему.
Вот только воздуха не было.
Он улыбался странной, незнакомой ей иронической улыбкой, а в глубине его темных глаз она видела насмешку, нечто такое, чего никогда прежде не замечала у своего сына. Нечто напоминавшее ей о чем-то ужасном.
Она была близка к панике. Колотье стало невыносимым, ее трясло, легкие разрывались, тошнота неотвратимо подступала к горлу.
– Игры разума, – услышала она голос священника. – Ваш разум играет с вами.
Ее покачнуло, она почувствовала, что теряет сознание. Выставила руки назад, ухватилась за раковину.
И тут он исчез.
Пошатываясь и хватая ртом воздух, она зашла в спальню, повела вокруг безумным взглядом. Спотыкаясь, бросилась вниз по лестнице, остановилась в коридоре, тяжело дыша. Ее трясло, все тело зудело. Когда она вошла в гостиную, Оллсоп сосредоточенно вглядывался в свой кофе.
– Я не знал… – он смущенно посмотрел на нее, – что у вас есть еще один сын.
– Что? – Она моргнула, не в силах сказать больше ни слова.
– Молодой человек, который только что поднялся по лестнице.
Почему он улыбается? Что смешного он находит в этом? Потом она поняла, что это на его лице не улыбка, а нервный тик.
– Светловолосый? – с трудом проговорила она.
– Да, – спокойно ответил он.
– В мешковатом джемпере?
Он снова кивнул в ответ.
Она вцепилась в подлокотник кресла, чтобы не упасть, – ноги почти не держали. Села и закрыла глаза. Через несколько секунд открыла и уставилась на него.
– У меня нет другого сына. Это и был Фабиан.
Чашка резко звякнула о блюдце. Потом еще раз. Алекс смотрела, как дрожит ложка в его руке, колотится о стенку чашки, словно играет крохотный музыкальный инструмент. Кофе выплескивался из чашки.
– Понимаю, – сказал он наконец.
Его правый глаз открылся и закрылся. Он с трудом поставил чашку и блюдце, оглядел комнату. Он явно был сильно потрясен и теперь пытался взять себя в руки.
– Так вы это имели в виду?
Алекс почувствовала что-то мягкое в руке, поняла, что до сих пор держит полотенце. Начала складывать его, аккуратно разглаживая.
– Да, это.
– В доме не может быть кто-то еще?
– Кого вы имеете в виду?
– Ну, мойщик окон или водопроводчик? Кто-нибудь такой?
Она отрицательно покачала головой.
