Трейси отступила на шаг.
– Ты что, действительно думала, что я об этом не узнаю? Доусон, конечно, не подарок, но в лояльности ему не откажешь. Я даже знаю, что во время этой стычки ты умудрилась залезть к нему в штаны. Классный заголовок для статьи о криминальном репортере, правда? Твой редактор с удовольствием ее напечатает. Сразу же после того, как подпишет твое заявление об уходе.
Трейси достаточно хорошо знала Ким, чтобы понять, что это не блеф. Но только одна из них знала, как сложно будет претворить эту угрозу в жизнь. Так как режим молчания для прессы никто не отменял, а Трейси была человеком в своей среде известным, то Ким совсем ни к чему было, чтобы она делилась даже своими подозрениями.
– Несколько дней. Я подожду несколько дней, – сказала Трейси, сдаваясь. – После этого начну копать.
Ким почувствовала волну облегчения. Последнее, чего ей не хватало в жизни, – это Трейси, крутящейся вокруг расследования именно сейчас.
Отойдя на добрый десяток футов, журналистка обернулась.
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Стоун, и не собираюсь повторяться. Но вместо того, чтобы постоянно винить меня в том, что произошло, я бы посоветовала тебе еще раз проверить график времени и поразмышлять над тем, что ты там обнаружишь.
Вместо ответа Ким повернулась и скрылась в доме. Ей ничего не надо проверять. Трейси Фрост виновата в смерти Дивэйна Райта, и точка. А заявление Трейси о виновности самой Ким есть не что иное, как попытка отвести обвинение от себя.
Черт возьми, она еще раз проверит все записи и раз и навсегда убедится в том, что права.
Глава 22
Чарли Тимминс сидела, прислонившись спиной к стене. Это было чуть ли не единственное место, которое ей удалось отыскать, не покрытое холодной, влажной слизью, здо́рово вонявшей.
Верхнюю часть ее ног свело судорогой, но она изо всех сил старалась не двигаться. Это походило на игру в «замри», в которую она играла с родителями. Только там мамочка останавливала музыку, и Чарли с папочкой приходилось стоять не двигаясь столько, сколько хватало сил.
Чарли обожала эту игру. Правда, она заметила, что, когда думает о том, что ей надо стоять неподвижно, ей мгновенно начинает хотеться двигаться. Казалось, что ее тело начинает зудеть, и ей приходилось на чем-то сосредотачиваться, чтобы отвлечься от игры.
Этим она и пыталась заниматься сейчас, пока ее руки бессознательно поглаживали волосы на голове, которая погрузилась в сон у нее на коленках.
Чарли не знала, был ли сейчас день или ночь и сколько времени они уже провели в этой вонючей темноте.
Полицейский сказал, что его послала мамочка, потому что у нее сломалась машина. Папочка велел ей никогда не заговаривать с незнакомцами, но это ведь был полицейский…
Мысли о папочке заставили разболеться горло. По привычке Чарли постаралась сдержать слезы. Если Эми расстроится, то испугается еще больше. Тогда ее лицо станет неподвижным, и она начнет очень смешно дышать. Чарли уже дважды удалось успокоить ее, всякий раз начиная новую игру.
Она проглотила слезы. Пока они ей так и не помогли. Мамочка и папочка не появились. Сначала она злилась на них, но постепенно поняла, что они даже не знают, где она находится.
Чарли знала, что они давно появились бы, если б смогли.
По ее телу пробежала дрожь, но не от того, что ей было холодно. Ощущения совсем не походили на те, которые она испытывала, когда папочка взял ее с собой кататься на коньках. В тот день у нее от холода стучали зубы и замерзло все тело. Но в ту же минуту, когда они ушли с катка, ее дрожь немедленно прекратилась.
Девочка постаралась спрятать свой страх как можно глубже и сказала себе, что не боится. Когда она размышляла обо всем, что с ними произошло, дрожь успокаивалась.
В комнате был один двуспальный матрас и ведро. Чарли поняла, зачем оно нужно, на несколько секунд раньше, чем Эми. Единственная лампа без абажура свисала с потолка и освещала помещение желтым светом.
Чарли постаралась сконцентрироваться на том, что знала. Мужчин было двое. Они не входили в комнату, но девочка знала это наверняка, потому что шаги у них были разными. Их с Эми кормили уже дважды, причем один из мужчин оставлял еду прямо у порога, а второй толкал ее по полу в их сторону.
Оба раза еда была одинакова: сэндвич в целлофановом пакете, пакет картофельных чипсов и упаковка сока.
Последний раз еду приносил тот, кто толкал ее. Чарли заставила Эми замолчать, и они, замерев, слушали, как шаги спускались по лестнице, а после этого мгновенно открылась их дверь. Потом дверь закрылась, и шаги удалились. Недалеко открылась и вновь закрылась еще одна дверь. А потом шаги еще раз прошаркали мимо их двери, прежде чем подняться наверх.
Она еще поразмышляет об этом, когда немного отдохнет. Может быть, ей стоит откинуть голову и немного поспать? Глубокое сонное дыхание Эми заставляло ее расслабиться. Может быть, ей удастся заснуть всего на минутку, пока спит Эми, и не обращать внимания на пружину матраса, впившуюся ей прямо в бедро.
Голова девочки откинулась к неровной, холодной стене. Даже ощущение твердого кирпича под затылком не заставило ее глаза открыться. Чарли чувствовала, как на нее спускается плотная темнота. И ей это нравилось. Она хотела полностью укрыться ею. Темнота выглядела вполне безопасной, и, может быть, когда она проснется, мамочка и…
– Как у вас дела, маленькие девочки? – послышался голос по ту сторону двери.
Чарли толчком выпрямилась. Изнеможение погрузило ее в сон, и она пропустила те сигналы опасности, которые так хотела выучить.
– Чар… что?.. – Эми зашевелилась и подняла голову, разбуженная резким движением Чарли.
– Ш-ш-ш-ш, – успокоила ее подруга.
– Сегодня, девчонки, я был занят. Вы же знаете Брэда из Центра досуга?
Эми схватила Чарли за руку и крепко сжала ее. Голос звучал почти мило. Мягкий, но без теплоты. Приятный, но не дружеский.
– Кто такой Брэд? – прошептала Эми.
– Он иногда брал у нас деньги за конторкой, – прошептала Чарли. А один раз он заклеил мизинчик на ноге Эми пластырем.
– Отвечайте мне, девчонки! – раздалось из-за двери.
– Д-да, знаем, – крикнула Чарли в ответ, а Эми еще сильнее прижалась к ней.
– Я с ним сегодня встретился, и мы поиграли в одну игру. Я люблю играть в игры.
Эми глубоко вздохнула и посмотрела на Чарли. Та чувствовала, что ее глаза становятся все шире и шире, пока она смотрит на дверь.
– В игре надо было определить, сколько раз я смогу ударить его по голове, пока она не взорвется. Смешно было, когда его нос расплющился под моим ботинком. А потом я ударил его еще раз, и у него из глазницы вывалился глаз.
– Чарл… – прошептала Эми, – пусть он…
