Она вернулась в дом и закрыла за собой дверь.
– Кто это был, черт побери? – прорычал Стивен с середины лестницы.
Просто великолепно. Еще один нежеланный собеседник.
– Никого достойного вашего внимания, – ответила Ким, отходя от двери.
– Но она сказала, что у нее есть информация, – сказал Хансон, стараясь заглянуть Ким за спину. Но входная дверь была закрыта, и Лукас встал прямо перед ней. Путь Стивену был надежно закрыт.
– Прошу вас, возвращайтесь в постель, мистер Хансон.
– И что мне там делать? – вырвалось у мужчины. – Не думаете же вы, что кто-то на втором этаже сейчас спит?
Стивен заговорил громче, и Ким решила, что даже те, кому удалось забыться сном, теперь наверняка проснулись.
– Мистер Хансон, – Ким говорила почти шепотом в надежде, что мужчина тоже заговорит тише, – прошу вас вернуться в спальню и предоставить мне вести расследование.
Холодными и неподвижными глазами Хансон проследил, как Хелен вернулась в дом.
– Вернусь, если только вы его действительно ведете, инспектор.
Ким глубоко вздохнула и направилась на кухню, пытаясь ответить на вопрос, как, черт возьми, эта женщина могла узнать… Утром она сообщит Вуди, что где-то в их хозяйстве утечка информации.
– Простите за недосмотр, Хелен. Я была уверена, что вы отправились домой, – сказала Стоун, наполняя чайник. Для кофе сейчас было не время.
Психолог уселась за стол и потерла руки.
– Прибиралась после того, как уговорила их улечься. Потом немного подремлю на софе.
Ким достала из шкафа еще одну кружку.
– Молоко или сахар?
– И то и другое, – ответила Хелен.
– Как они восприняли последнее послание? – поинтересовалась инспектор.
Для того чтобы существовать в атмосфере такого отчаяния и страха и не поддаться им, надо обладать особым складом характера. Офицер-психолог должен обеспечить семьям пострадавших поддержку, попытаться воодушевить их и обеспечить стабильность в отношениях. При этом он должен избегать эмоциональной вовлеченности и сохранять трезвость ума для того, чтобы замечать все, что может помочь следствию.
– После послания пары практически не разговаривали друг с другом. Был какой-то странный разговор о чашке чая, но в целом они больше напоминали две команды бойцов, которых развели по разным углам ринга.
– А эта больная? – спросила Ким.
– Я знаю, что где-то в файлах о ней упоминается. Сама писала рапорт. То есть я хочу сказать, что это была короткая записка, но, может быть, мне стоило…
Ким подняла руку. Она поняла, что не может винить во всем, что было сделано не так в прошлом расследовании, только Хелен. У женщины была своя, достаточно специфическая роль, которая не предусматривала ответственности за проводимое расследование и подготовку документов.
– Думаю, я тоже не стала бы упоминать о посещении этой ненормальной, – сказала Ким, давая женщине вздохнуть свободнее. Мало кто из офицеров полиции обратил бы внимание на бормотание сумасшедшей. – А в прошлый раз ее кто-нибудь выслушал?
– Да нет. Она ведь не говорила ничего конкретного, но при этом умудрилась довести родителей до белого каления. Постоянно хватала за руку миссис Коттон и повторяла, что ей очень жаль.
– Это вы о матери того ребенка, который не вернулся? – нахмурилась Ким.
– Это было совершенно ужасно. – Хелен кивнула и пожала плечами.
– А вы сами не верите в сверхъестественное?
– Я не люблю людей, которые зарабатывают на горе других. А ее шоу почти полностью посвящено умершим родственникам.
– Стало быть, она медиум?
– Скорее какой-то вариант ясновидящей. – Хелен улыбнулась. – А вот возвращаясь к вашему вопросу о сверхъестественном – нет, я не верю. Меня ведь вырастила бабушка, которая была одной из забастовщиц в тысяча девятьсот десятом году.
– Да неужели? – удивилась Ким.
Всем было хорошо известно, что в то время в Крэдли-Хит работали женщины, изготовлявшие цепи и относящиеся к беднейшим жителям страны. Они зарабатывали в час меньше, чем стоила буханка хлеба. В августе 1910 года группа этих женщин совершила неслыханное – они забастовали. Их действия привлекли к городу международное внимание. Десятинедельная забастовка закончилась договором о первой в истории Англии минимальной оплате труда.
– Сложно пройти через такое и продолжать верить во что-то, чего не видел собственными глазами. Моя бабушка не была в этом смысле какой-то особенной. Она придерживалась философии «Розги пожалеешь – ребенка спасешь»
[39].
Хелен больше не улыбалась.
– А вас воспитывали как верующего человека? – поинтересовалась она.
Ким покачала головой. Ее вообще никак не воспитывали.
– А ваши родители?
– Они умерли, – солгала Стоун. Насколько она знала, ее папаша, кем бы он ни был, вполне мог уже умереть, а вот ее мамаша, к сожалению, была жива. Она все еще пребывала в Грантли, специальной клинике для душевнобольных преступников.
Ким сделала глоток из своей кружки, готовая перенести беседу со своей собственной персоны на то, что происходило сейчас.
– У вас есть дети? – спросила она у Хелен.
Та с сожалением покачала головой.
– Кажется, мне всегда хотелось их иметь. Но до этого так и не дошло. Я обожала свою работу и достигла в ней очень многого. Всегда выбирала продвижение по службе. У меня ведь звание старшего инспектора
[40]. А вы не знали?
Ким постаралась скрыть свое удивление.
– Когда четыре года назад началась большая перестройка Службы, мне предложили выбор. – Хелен экспрессивно развела руками. – А мне надо было выплачивать деньги за дом, оплачивать счета, и не было ни одной души на свете, которая была готова разделить со мной все это. Так что выбора практически не было. Я прошла переподготовку, которая включала в себя консультирование по вопросам семейных отношений и психологию. Ведь если я собиралась помогать людям, мне необходимо было понять их чувства и, что важнее, их возможные действия. – Хелен виновато улыбнулась. – Прошу прощения, но что-то я все о себе да о себе…
– Прошу вас, продолжайте, – сказала Ким. Эта женщина, которая проводила все свое время в попытках помочь чужим людям в их страданиях, оказалась совсем одинокой.
