— «Казарский» — сразу ответил мичман. — Бывший минный крейсер, построен в Германии, на верфи Шихау, в девяностом. Четыреста тридцать тонн. Машина, три с половиной тысячи индикаторных сил, два локомотивных котла, тоже германские. Вооружение — три пушки семьдесят пять мэмэ, торпедный аппарат. Остальные сняли, когда перевели в разряд крейсерско-посыльных.
— Написано — «может дать ход». — Глебовский сделал пометку. — Дальше что?
— Посыльное судно номер четыре, раньше миноносец «Котка». Тоже старье, финской постройки, в Або.
— Эта скорлупка? — удивился инженер. — С самой Балтики сюда дошлепала?
— Зря вы так, Адриан Никоныч! — обиделся за бывший миноносец мичман. — Эту скорлупку даже на Дальний Восток послать хотели, потом оставили в Средиземноморской эскадре. Мы во время войны с ней частенько встречались. «Котка» сопровождала гидропланы: если на воду сядут — искала и буксировала к нам. И вооружение есть: минный аппарат и мелочь, сорок семь и тридцать пять мэмэ…
— Это меня не интересует, — сухо заметил Глебовский, — А вот почему эту «Котку» бросили, не взяли в Константиномоль — я бы хотел знать.
— Я же говорил, команду не смогли набрали! Людей на большие пароходы не хватало, а тут такая, как вы выразились, «скорлупка»…
— Хорошо, посмотрим эту самую «Котку». Но ведь и вам, как я понимаю, тоже нужны вместительные суда?
— Еще как нужны. — вздохнул Солодовников. — Только где их взять? У броненосцев машины взорваны, пароходы — сплошь ржавый хлам.
— А тот, на котором мы были перед «Евстафием»? — припомнил инженер. — «Березань», кажется?
— Бывший доброфлотовский «Петербург», семидесятого года постройки. Машина выведена из строя, тоже англичане постарались…
— Зато корпус в отличном состоянии. И трюмы — о-го-го, какие, не то что у миноносок! Если не ошибаюсь — там рядом стоял паровой барказ. Если на ходу, можно эту «Березань» зацепить.
Мичман зашуршал бумагой.
— Кабельное судно «Осторожный». Сто пятьдесят тонн, числится исправным. Машина сто восемьдесят сил. Слабовата, но с рейда вытянет.
— Вот и отлично! А еще землечерпалка номер сорок семь и «Перевоз», паром управления порта. С мореходностью у них так себе, зато вместительные и на ходу. Так что, хватит ползать по корабельному кладбищу, пора собирать ремонтные бригады. Сами же говорили, времени в обрез!
— А по пути, Адриан Николаич, осмотрим миноносцы «Строгий» и «Свирепый». - подхватил Солодовников. — Они, правда, не на ходу, но, вроде бы, ничего серьезного. Хотели наскоро подлатать и увести, но, видимо, тоже рук не хватило.
* * *
Катерок подпрыгивал на волне. Брызги из-под скулы разом обдавали низкую рубку и приткнувшихся за ней людей.
— И все же, господин мичман, зачем вам это старье? Ну хорошо, выползут на рейд, а дальше что? До Босфора ни один не дойдет, потопнут к свиньям вместе с грузом и пассажирами!
— Вы, Адриан Никонович, что собираетесь дальше делать? — ответил вопросом на вопрос офицер. — Здесь, в Севастополе, останетесь, или…?
— «Или». Иначе, зачем мне было покидать Керчь, да еще и на такой калоше?
Глебовский кивнул на стоящего у бочки «Живого».
— Кстати, не забыть: пометьте у себя, надо бы им заняться. В море котлы починить не смогли, а здесь, думаю, справимся.
Солодовников послушно черкнул карандашом, убрал список в папку, щелкнул латунным замочком.
— Сейчас некогда, а к седьмой склянке — это половина десятого пополудни — прошу на «Алмаз». Там все и узнаете, а заодно, решите, как быть дальше. У господина капитана первого ранга есть для вас любопытное предложение.
II
Севастополь, порт.
Дядя Жора поддел ломом шестерню, с натугой, побагровев, приподнял. Макарьев подсунул домкрат, старый слесарь отпустил лом, шумно выдохнул, вытер со лба пот.
— Тяжеленная зараза! Зови инженера, куды ее?
Глебовский присел на корточки возле шестерни, потрогал зубцы.
— До вечера успеем собрать редуктор?
— Почему ж не успеть? — рассудительно ответил Макарьев. — А ежели еще и премию людям посулить — тогда непременно. Работы часа на три, если взяться с толком.
— Вот и беритесь. Премиальные будут, генерал Стогов обещал! А вы, Макарьев, как-нибудь поаккуратнее. Не приведи господь, уронить — зубья выкрошатся.
— Чугун, известное дело. — кивнул Макарьев. — Не волнуйтесь, господин инженер, сделаю в лучшем виде.
— Может, и правда ее уронить? — предложил дядя Жора, глядя вслед инженеру. — Пока другую найдут — кран будет стоять, все польза.
— Да сколько той пользы! А наши город займут, кран понадобится — как чинить? Ну, увезут беляки десяток трехдюймовок, вот убыток!
— Они не только пушки грузят. Из минных складов торпеды и якорные мины вывезли, все в масле. Давеча на пирс снаряды ящиками перли, пулеметы, винтовки французские, тоже в ящиках. Со складов притащили катушки медного провода, в мастерских станки снимают.
Станки-то им зачем? — удивился Макарьев. Ну ладно, кабель — связь, скажем, тянуть, полевые телефоны… Но станки?
— Может, туркам продадут? — предположил слесарь. — Им ведь, за границей, деньги понадобятся? «Березань» здоровая, туда чего только не влезет!
Макарьев помотал головой.
— Куда они ее утянут, корыто такое? Машина-то сдохла. Годние буксиры ушли, а теми, что остались, только шаланды таскать. Я вот что, дядя Жора думаю — может, они не к туркам собираются? Может, высадятся и нашим в тыл ударить? У Таганрога или под Одессой?
Дядя Жора подумал, потом помотал головой.
— Это вряд ли. В Таганроге канонерки, не пустят гадов. Да и в Николаеве сторожевики, даже подводные лодки!
— Видели мы эту лодку, — буркнул Макарьев. — Вон, у стенки стоит…
В порту со вчерашнего дня только и говорили, что о захваченной странными беляками субмарине красных.
— Слышал, команду отпустили? Выстроили и говорят: мол, идите, куда глаза глядят!
— Иконников, гад, остался. — сплюнул Макарьев. — Он, иуда, лодку белым сдал и комиссара самолично шлепнул. Теперь, наверное, тоже сбегёт.
— Точно! — подтвердил дядя Жора. — А с ним еще один, Салотопов, унтер старой службы, при Георгиях. Цельное гнездо контры развели на боевом корабле! Как подумаю — аж нутро скручивает, такое во мне пролетарское негодование!
— Познакомился я давеча с одним, с лодки. — понизив голос, сообщил чекист. — Водяницкий его фамилия. Говорит — не знал, что лодку сдали, опомнился, только когда пятнистые в отсек полезли. Я его поспрошал насчет биографии — наш, в восемнадцатом, на Онеге беляков бил. Так Иконников, сволота, уговаривает его переметнуться. Я посоветовал: соглашайся, братишка, фронт борьбы с гидрой контрреволюции не только на море, он и тайный бывает!
