– Для вас это серьезное признание, отец Стоун.
– Мне почти жаль, что мы спускаемся с гор к своему роду. Эти синие огни, когда они опустились вокруг нас, и этот голос… – Отец Стоун вздрогнул.
Отец Перегрин взял его за руку. Дальше они пошли бок о бок.
– И знаете, – сказал отец Стоун, точно подводя черту и не сводя глаз с брата Маттиаса, идущего впереди и бережно сжимающего в руках стеклянный шар, наполненный вечным сиянием негасимого голубого огня, – знаете, отец Перегрин, этот шар…
– Да?
– Это Он. Все-таки это Он.
Отец Перегрин улыбнулся, и они вместе спустились с холмов в новый город.
Завтра конец света
[10]
Что бы ты делала, если б знала, что завтра настанет конец света?
– Что бы я делала? Ты не шутишь?
– Нет.
– Не знаю, не думала.
Он налил себе кофе. В сторонке на ковре, при ярком зеленоватом свете ламп «молния», обе девочки что-то строили из кубиков. В гостиной по-вечернему уютно пахло только что сваренным кофе.
– Что ж, пора об этом подумать, – сказал он.
– Ты серьезно?
Он кивнул.
– Война?
Он покачал головой.
– Атомная бомба? Или водородная?
– Нет.
– Бактериологическая война?
– Да нет, ничего такого, – сказал он, помешивая ложечкой кофе. – Просто, как бы это сказать, пришло время поставить точку.
– Что-то я не пойму.
– По правде говоря, я и сам не понимаю, просто такое у меня чувство, минутами я пугаюсь, а в другие минуты мне ничуть не страшно и совсем спокойно на душе. – Он взглянул на девочек, их золотистые волосы блестели в свете лампы. – Я тебе сперва не говорил, это случилось четыре дня назад.
– Что?
– Мне приснился сон. Что скоро все кончится, и еще так сказал голос. Совсем незнакомый, просто голос, и он сказал, что у нас на Земле всему придет конец. Наутро я про это почти забыл, пошел на службу, а потом вдруг вижу, Стэн Уиллис средь бела дня уставился в окно. Я говорю: «О чем замечтался, Стэн?» А он отвечает: «Мне сегодня снился сон», и не успел он договорить, а я уже понял, что за сон. Я и сам мог ему рассказать, но Стэн стал рассказывать первым, а я слушал.
– Тот самый сон?
– Тот самый. Я сказал Стэну, что и мне тоже это снилось. Он вроде не удивился, даже как-то успокоился. А потом мы обошли всю контору, просто так, для интереса, это получилось само собой. Мы не говорили – пойдем поглядим, как и что. Просто пошли и видим: кто разглядывает свой стол, кто руки, кто в окно смотрит; кое с кем я поговорил, и Стэн тоже.
– И всем приснился тот же сон?
– Всем до единого. В точности то же самое.
– Ты веришь?
– Верю. Сроду ни в чем не был так уверен.
– И когда же это будет? Когда все кончится?
– Для нас – сегодня ночью, в каком часу, не знаю, а потом и в других частях света, когда там настанет ночь, – Земля-то вертится, за сутки все кончится.
Они посидели немного, не притрагиваясь к кофе, потом медленно выпили его, глядя друг на друга.
– Чем же мы это заслужили? – сказала она.
– Не в том дело, заслужили или нет, просто ничего не вышло. Я смотрю, ты и спорить не стала. Почему это?
– Наверное, есть причина.
– Та самая, что у всех наших в конторе?
Она медленно кивнула.
– Я не хотела тебе говорить. Это случилось сегодня ночью. И весь день женщины в нашем квартале об этом толковали. Им снился тот самый сон. Я думала, это просто совпадение. – Она взяла со стола вечернюю газету. – Тут ничего не сказано.
– Все и так знают. – Он выпрямился, испытующе посмотрел на жену. – Боишься?
– Нет. Я всегда думала, что будет страшно, а оказывается, не боюсь.
– А нам вечно твердят про чувство самосохранения – что же оно молчит?
– Не знаю, когда понимаешь, что все правильно, не станешь выходить из себя. А тут все правильно. Если подумать, как мы жили, этим должно было кончиться.
– Разве мы были такие уж плохие?
– Нет, но и не очень-то хорошие. Наверное, в этом вся беда – в нас ничего особенного не было, просто мы оставались сами собой, а ведь очень многие в мире совсем озверели и творили невесть что.
В гостиной смеялись девочки.
– Мне всегда казалось: вот придет такой час – и все с воплями выбегут на улицу.
– А по-моему, нет. Что ж вопить, когда изменить ничего нельзя.
– Знаешь, мне только и жаль расставаться с тобой и с девочками. Я никогда не любил городскую жизнь и свою работу, вообще ничего не любил, только вас троих. И ни о чем я не пожалею, разве что неплохо бы увидеть еще хоть один погожий денек, да выпить глоток холодной воды в жару, да вздремнуть. Странно, как мы можем вот так сидеть и говорить об этом?
– Так ведь все равно ничего не поделаешь.
– Да, верно. Если б можно было, мы бы что-нибудь делали. Я думаю, это первый случай в истории – сегодня каждый в точности знает, что с ним будет завтра.
– А интересно, что все станут делать сейчас, вечером, в ближайшие часы.
– Пойдут в кино, послушают радио, посмотрят телевизор, уложат детишек спать и сами лягут – все как всегда.
– Пожалуй, этим можно гордиться – что все как всегда.
Минуту они сидели молча, потом он налил себе еще кофе.
– Как ты думаешь, почему именно сегодня?
– Потому.
– А почему не в другой какой-нибудь день, в прошлом веке, или пятьсот лет назад, или тысячу?
– Может быть, потому, что еще никогда не бывало такого дня – девятнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, а теперь он настал, вот и все. Такое уж особенное число, в этот год во всем мире все обстоит так, а не иначе – вот потому и настал конец.
– Сегодня по обе стороны океана готовы к вылету бомбардировщики, и они никогда уже не приземлятся.
– Вот отчасти и поэтому.
– Что ж, – сказал он, вставая. – Чем будем заниматься? Вымоем посуду?
Они перемыли посуду и аккуратней обычного ее убрали. В половине девятого уложили девочек, поцеловали их на ночь, зажгли по ночнику у кроваток и вышли, оставив дверь спальни чуточку приоткрытой.
– Не знаю… – сказал муж, выходя, оглянулся и остановился с трубкой в руке.
– О чем ты?
– Закрыть дверь плотно или оставить щелку, чтоб было светлее…
