Время шло. За окнами воцарилась странная, напряженная тишина, словно вся улица чего-то ждала.
Пять часов. Где-то в доме тихонько, мелодично запели часы: «Ровно пять, ровно пять, надо время не терять!» – и умолкли.
Урочный час. Час вторжения.
Миссис Моррис засмеялась про себя.
На дорожке зашуршали шины. Приехал муж. Мэри улыбнулась. Мистер Моррис вышел из машины, захлопнул дверцу и окликнул Мышку, все еще поглощенную своей работой. Мышка и ухом не повела. Он засмеялся, постоял минуту, глядя на детей. Потом поднялся на крыльцо.
– Добрый вечер, родная.
– Добрый вечер, Генри.
Она выпрямилась в кресле и прислушалась. Дети молчат, все тихо. Слишком тихо.
Муж выколотил трубку и набил заново.
Жжжж.
– Что это? – спросил Генри.
– Не знаю.
Она вскочила, поглядела расширенными глазами. Хотела что-то сказать – и не сказала. Смешно. Нервы расходились.
– Дети ничего плохого не натворят? – промолвила она. – Там нет опасных игрушек?
– Да нет, у них только трубы и молотки. А что?
– Никаких электрических приборов?
– Ничего такого, – сказал Генри. – Я смотрел. Мэри прошла в кухню. Жужжание продолжалось.
– Все-таки ты им лучше скажи, чтоб кончали. Уже шестой час. Скажи им… – Она прищурилась. – Скажи, пускай отложат вторжение на завтра.
Она засмеялась не очень естественным смехом.
Жужжание стало громче.
– Что они там затеяли? Пойду в самом деле погляжу.
Взрыв!
Глухо ухнуло, дом шатнуло. И в других дворах, на других улицах громыхнули взрывы.
У Мэри Моррис вырвался отчаянный вопль.
– Наверху! – бессмысленно закричала она, не думая, не рассуждая.
Быть может, она что-то заметила краем глаза; быть может, ощутила незнакомый запах или уловила незнакомый звук. Некогда спорить с Генри, убеждать его. Пускай думает, что она сошла с ума. Да, пускай! С воплем она кинулась вверх по лестнице. Не понимая, о чем она, муж бросился следом.
– На чердаке! – кричала она. – Там, там!
Жалкий предлог, но как еще заставишь его скорей подняться на чердак. Скорей, успеть… о боже!
Во дворе – новый взрыв. И восторженный визг, как будто для ребят устроили невиданный фейерверк.
– Это не на чердаке! – крикнул Генри. – Это во дворе!
– Нет, нет! – Задыхаясь, еле живая, она пыталась открыть дверь. – Сейчас увидишь! Скорей! Сейчас увидишь!
Наконец они ввалились на чердак. Мэри захлопнула дверь, повернула ключ в замке, вытащила его и закинула в дальний угол, в кучу всякого хлама. И как в бреду, захлебываясь, стала выкладывать все подряд. Неудержимо. Наружу рвались неосознанные подозрения и страхи, что весь день тайно копились в душе и перебродили в ней, как вино. Все мелкие разоблачения, открытия и догадки, которые тревожили ее с самого утра и которые она так здраво, трезво и рассудительно критиковала и отвергала. Теперь все это взорвалось и потрясло ее.
– Ну вот, ну вот. – Всхлипывая, она прислонилась к двери. – Тут мы в безопасности до вечера. Может, потом потихоньку выберемся. Может, нам удастся бежать!
Теперь взорвался Генри, но по другой причине:
– Ты что, рехнулась? Какого черта ты закинула ключ? Знаешь, милая моя!..
– Да, да, пускай рехнулась, если тебе легче так думать, только оставайся здесь!
– Хотел бы я знать, как теперь отсюда выбраться!
– Тише. Они услышат. О господи, они нас найдут…
Где-то близко – голос Мышки. Генри умолк на полуслове. Все вдруг зажужжало, зашипело, поднялся визг, смех. Внизу упорно, настойчиво гудел сигнал видеофона – громкий, тревожный. «Может быть, это Элен меня вызывает, – подумала Мэри. – Может, она хочет мне сказать… то самое, чего я жду?»
В доме раздались шаги. Гулкие, тяжелые.
– Кто там топает? – гневно говорит Генри. – Кто смел вломиться в мой дом?
Тяжелые шаги. Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят пар ног. Пятьдесят непрошеных гостей в доме. Что-то гудит. Хихикают дети.
– Сюда! – кричит внизу Мышка.
– Кто там? – в ярости гремит Генри. – Кто там ходит?
– Тсс. Ох нет, нет, нет! – умоляет жена, цепляясь за него. – Молчи, молчи. Может быть, они еще уйдут.
– Мам! – зовет Мышка. – Пап!
Молчание.
– Вы где?
Тяжелые шаги, тяжелые, тяжелые, страшно тяжелые. Вверх по лестнице. Это Мышка их ведет.
– Мам? – Неуверенное молчание. – Пап? – Ожидание, тишина.
Гудение. Шаги по лестнице, ведущей на чердак. Впереди всех – легкие, Мышкины.
На чердаке отец и мать молча прижались друг к другу, их бьет дрожь. Электрическое гудение, странный холодный свет, вдруг просквозивший в щели под дверью, незнакомый острый запах, какой-то чужой, нетерпеливый голос Мышки – все это, непонятно почему, проняло наконец и Генри Морриса. Он стоит рядом с женой в тишине, во мраке, его трясет.
– Мам! Пап!
Шаги. Новое негромкое гудение. Замок плавится. Дверь настежь. Мышка заглядывает внутрь чердака, за нею маячат огромные синие тени.
– Чур-чура, я нашла! – говорит Мышка.
Ракета
[26]
Ночь за ночью Фиорелло Бодони просыпался и слушал, как со свистом взлетают в черное небо ракеты. Уверясь, что его добрая жена спит, он тихонько поднимался и на цыпочках выходил за дверь. Хоть несколько минут подышать ночной свежестью, ведь в этом домишке на берегу реки никогда не выветривается запах вчерашней стряпни. Хоть ненадолго сердце безмолвно воспарит в небо вслед за ракетами.
Вот и сегодня ночью он стоит чуть не нагишом в темноте и следит, как взлетают ввысь огненные фонтаны. Это уносятся в дальний путь неистовые ракеты – на Марс, на Сатурн и Венеру!
– Ну и ну, Бодони.
Он вздрогнул.
На самом берегу безмолвно струящейся реки на корзине из-под молочных бутылок сидел старик и тоже следил за взлетающими в полуночной тиши ракетами.
– А, это ты, Браманте!
– И ты каждую ночь так выходишь, Бодони?
– Надо же воздухом подышать.
– Вон как? Ну а я предпочитаю поглядеть на ракеты, – сказал Браманте. – Я был еще мальчиш кой, когда они появились. Восемьдесят лет прошло, а я так ни разу и не летал.
– А я когда-нибудь полечу, – сказал Бодони.
– Дурак! – крикнул Браманте. – Никогда ты не полетишь. Одни богачи делают, что хотят. – Он покачал седой головой. – Помню, когда я был молод, на всех перекрестках кричали огненные буквы: «Мир будущего – роскошь, комфорт, новейшие достижения науки и техники – для всех!» Как же! Восемьдесят лет прошло. Вот оно, будущее. Мы, что ли, летаем в ракетах? Держи карман! Мы живем в хижинах, как жили наши предки.