Человек в капюшоне наклонился поближе к камере. Его глаза поблескивали в тусклом свете комнаты, и Кара увидела радужки – голубые с коричневыми и золотыми крапинками, расположенными совершенно симметрично.
– Тирании Зеркальной Лотереи придет конец, – провозгласил террорист, и ножки стула чиркнули по полу, когда он развернул обнаженного мужчину к камере.
Каре захотелось закричать, но исполненный муки крик стал в горле комом, лишая дыхания.
Прилипшие ко лбу волосы обнаженного мужчины поблескивали по́том в свете единственной лампы. Но под волосами – там, где следовало находиться лицу, – ничего не оказалось.
У пленника не было лица. Бледная, бескровная кожа покрывала, не прерываясь, всю голову, неглубоко погружаясь в глазницы и мягко поднимаясь туда, где полагалось быть носу. Уши отсутствовали вовсе. На мгновение Кара подумала, что они затянули его лицо тканью телесного цвета, но потом камера приблизила несчастного, и девушка поняла, что видит пот, выступающий из крошечных пор.
Единственной деталью на этой кошмарной кожаной равнине было место, где следовало находиться рту: темное безгубое отверстие с рваными краями, словно его прорезали тупым ножом. Отверстие выглядело не больше ротика младенца, и почему-то именно подобная крошечность казалась худшим на этом крупном взрослом безличии.
Края отверстия ожили, неуклюже растянувшись, и пленник завопил.
– Мы – Безликие, – проговорил, оставаясь за кадром, человек в капюшоне. – А теперь и он тоже.
Экран погас.
Кара почувствовала, как телефон выскользнул из ее разом ослабевших пальцев. Она постепенно начала осознавать солнечный свет, закованный в стекло сад, свежий запах листьев.
Голос сенатора прозвучал строго:
– Несчастный пропал три дня назад, видео проявилось в сети двенадцать часов спустя. Когда ты тоже исчезла, мы… – она на мгновение замолчала, но потом опомнилась, – мы боялись худшего. Я показала тебе запись лишь потому, что ты и сама нашла бы ее в интернете за четыре секунды.
– Кто он? – прохрипела Кара, наконец, обретя голос.
– Джон Вингборо, граф Тафнелл-парка. – Ее голос ухватился за имя. – Джек. Мой племянник. Очень красивый мужчина. Или, по крайней мере, был… Маго знает, сколько бомб и пистолетов обеспечит им его лицо, если они его продали. – Сенатор помрачнела. – Надеюсь, его убили. Это было бы милосерднее.
Кара не стала указывать на очевидное: милосердие явно не возглавляло список приоритетов Безликих.
Кейс приподняла ее лицо за подбородок.
– А теперь послушай, – начала она. – Ты – лицо Зеркальной Лотереи. Ничто и никого в Лондоне-за-Стеклом не охраняют лучше, включая меня и остальных шестерых неугомонных старых пердунов, управляющих этим местом. – Сенатор наклонилась поцеловать Кару в лоб, и та заставила себя не напрягаться.
– Обещаю, – сказала женщина, – то, что случилось с Джоном Вингборо, не случится с Парвой Хан.
Кара кивнула, чувствуя, как холодные коготки стискивают желудок, потому что Парвы Хан здесь не было. И Кейс не могла обещать ничего подобного.
Глава 13
Личный лифт сенатора Кейс обслуживал только ее кабинет и сад на крыше, так что Каре пришлось спуститься до самого низа, чтобы отправиться куда-нибудь еще. Когда она ступила на холодный гранит просторного вестибюля, рядом с Бруно и Максом стояла третья облаченная в черное гора мышц с точеным подбородком.
– Графиня, – мужчина почтительно склонил голову. – Меня зовут Эдвард. Отныне я буду вашим телохранителем.
Кара оглядела его. Он походил на утес с головой на вершине. На одной стороне совершенно симметричного подбородка красовалось два небольших шрама, справа от серебристого шва, рассекающего лицо. Девушка надула щеки:
– Окей, – пожала плечами она. – Почему нет?
На самом деле, Кара была признательна за Эдварда. Прежде всего, он обладал солдатской привычкой смотреть прямо перед собой, говоря с кем-либо, кого считал выше званием, а значит, никогда не пялился на Карино лицо, что оказалось облегчением: от того, что все остальные таращились, хотелось спрятаться в шкаф.
Кроме того, следуя за своим новым телохранителем, Каре удавалось скрывать тот факт, что она понятия не имела, куда шла.
В стерильной подвальной комнатенке доктор в круглых очках в проволочной оправе вручил ей чистую медицинскую справку и, к ее неловкому замешательству, леденец. Потом Эдвард отвез ее на шестьдесят второй этаж. Посмотрев налево и направо по коридору, Кара увидела только две двери полированного темного дерева, по одной на каждом конце. Если здесь находились квартиры, то не маленькие.
– Боюсь, дворец перевел вашу фрейлину к герцогине Дептфорт, мэм, – сказал Эдвард, направляясь к правой двери и открывая ее. – Вы же знаете, какова ее светлость: меняет их как перчатки. Мы как можно скорее подберем вам замену, но получить допуск безопасности для новых сотрудников – дело не быстрое. А пока дайте мне знать, если потребуется помощь.
– Спасибо, – пробормотала Кара. По коже пробежал неприятный холодок. В его голосе проскользнуло нечто собственническое или ей просто показалось? Перед глазами промелькнуло лицо Солта. – Уверена, я справлюсь.
– Графиня? Еще кое-что, – Эдвард протянул ей что-то на мясистой ладони. Черный кожаный брелок с торчащей из него серебряной кнопкой с пятипенсовик размером. – Замена «тревожной кнопки». Думаю, вам не надо напоминать, как она работает?
– Встревожилась – нажала, – рискнула Кара.
Он одобрительно кивнул.
– А потом отойдите подальше и позвольте мне стереть причину тревоги с лица вашей жизни.
– С помощью леденящего кровь насилия? – Кара окинула крепкого мужчину взглядом.
– Графиня, умоляю, – упрекнул он. – С помощью совершенно соразмерного леденящего кровь насилия. – Он коротко улыбнулся как человек, осознающий собственную смертоносность. – Отдыхайте, графиня. Если понадоблюсь, я внизу.
– Ого, Парва, – пробормотала Кара, когда Эдвард закрыл за собой дверь. – Ну и навела же ты здесь шороху, а?
Гостиная оказалась большой, словно сцена в вест-эндском театре. Через огромное окно во всю дальнюю стену открывалась панорама Лондона-за-Стеклом.
Гребень за гребнем фронтоны и крыши вздымались, словно буруны шиферного океана. Зловещей формы высотки дотягивались до сюрреалистических высот, а рано заходящее зимнее солнце окрасило облака оранжевым. Прекрасная импрессионистская мечта о городе, воплощенная не в красках, но в кирпиче и камне, бетоне и стекле.
Каре потребовалось немало времени, чтобы отвести взгляд. Моргнув и вздрогнув, она продолжила обследовать квартиру.
Весь ее далстонский дом уместился бы, пожалуй, в половине одной комнаты. Темные половицы устилали толстые белые ковры, на которых стояло несколько удобных на вид диванов, но гостиная все равно казалось мертвой – не спасал даже зияющий проем камина.
