Постепенно буря ослабла. Ставшие тоньше капли поплыли по ветру кирпичными снежинками. Воздух очистился, оставляя покрытые щебнем крыши, словно на фотографиях времен Битвы за Англию.
– Закончился! – раздался голос из какого-то укрытия.
– Закончился! – выкрикнул другой голос.
– Закончился.
По линии горизонта на верхних этажах открылись окна. Захлопали, распахиваясь, скрытые под шифером люки и, пружиня, стали сдвигать горы мусора, лежащие на них, вниз на мостовые.
На крышах закопошились фигурки. Они походили на полярников, с кирками и в шипованных сапогах прокладывающих путь сквозь каменные наслоения. Большинство носили броню: некоторые из облегающего тело темного кевлара и стекловолокна, другие – дешевого вида «сборную солянку» из потертой кожи и погнутого металла, а также шлемы, состряпанные «на коленке» из кастрюль. Немногие ходили босиком, в майках и шортах, очевидно, полагаясь только на крепость рук. Лиц никто не закрывал. Там были жилистые старики и женщины, дети с пылью в волосах. Некоторые хмурились и ругались в экраны портативных компьютеров или постукивали циферблаты барометров, которые носили на шее, словно массивные медальоны. Только очень немногие обвязались веревкам. Над приглушенным бормотанием раздавались крики:
– Бригаду полевкоголовых ко мне!
– Слет лопатокрылых!
– Цепляешься за веревку, Эспель? Когда ты успела стать такой размазней?
Свист и смех эхом отскакивали от крыш. Приоткрыв окно, Кара начала выделять больше слов из фонового шума. Она услышала, как делают ставки:
– Три ресницы на то, что мы отстроимся выше!
– Чё за фигня?! – проорал грубый голос с крыши над нею. – Ставь что поприличнее, если уж приспичило, или не трать мое время зря.
– Тогда бровь!
– Не жирно? – визгливый хриплый смех. – Принято!
Сняв с плеч лопаты, кувалды и совки, рабочие принялись за дело, небольшими лавинами спихивая на тротуар дождевой мусор. Мальчик, едва ли достигший подросткового возраста, запел высоким голосом. Песню подхватил еще один голос, потом еще, и еще, пока весь город не загудел грубоватым, но слаженным хором:
Держи кирпич, расчисти брак –
Вот, жизнь в чем верхолаза!
Займись дождем – что за бардак?
Вот, жизнь в чем верхолазки!
На крыше нам поможет прыть,
Дождю нас, лазов, не побить!
Хриплые восклицания разбавили последнюю строчку, и горожане затянули снова, проворно, словно белки, снуя по изломам крыш. Самые дородные расчищали завалы. Легкие и быстрые взбирались на морены перед тем, как они обвалятся, хватая какие-то особые фрагменты и передавая их приятелям с зубилами, отчищавшим их. Другие стояли наготове с быстро схватывающимся раствором, добавляя фрагменты к имеющимся постройкам. Кара начинала понимать, почему здешние здания такие высокие и странные.
Башни росли удивительно быстро.
Пока верхолазы работали, небо померкло. Очередная густая облачная полоса заслонила солнце, и кирпичные снежные хлопья становились плотнее и темнее. Кара не сразу поняла, что на этот раз падают не кирпичи, а ужасно острые осколки черепицы, хлещущие каменным градом.
– Шифер! – в смятении заорал верхолаз, когда сланцевый ливень застучал по башням. Верхолазы затанцевали между смертоносными осадками. Осколки чиркали по окнам. На незащищенной коже открылись порезы, внезапные и отвратительно красные. По крышам побежала кровь. Гибкая женщина прыгнула с головы горгульи на балконные перила, но едва ее пальцы коснулись металла, кусок шифера распорол ей щеку. Она вздрогнула. Живот Кары скрутило спазмом при виде того, как одну чудовищную секунду женщина взмахивала руками, тщетно пытаясь удержать равновесие. Потом, выкрикнув одинокое «Н…», она полетела между домами.
– Спокойно! – взревел голос над Кариной головой. – Покажем им, что значит быть Дворцовой Бригадой!
Кара смотрела испуганно и недоверчиво. Они по-прежнему работали. Трудились, не останавливаясь, прерываясь только для того, чтобы вытереть кровь и пот со лба, прежде чем вновь вскинуть молоты. Башни росли, теперь медленнее, но все еще поднимались. Теперь без подбадриваний. На дымоходе прямо через реку изможденный мужчина пригибался под шиферным градом, его дешевый оловянный шлем изорвало в клочья, из ран струилась кровь. Шифер западал сильнее, кровь потекла обильнее, но он даже не шевельнулся.
«Идите внутрь, – гневно подумала Кара. – Спрячьтесь, вы, идиоты!»
Что-то привлекло ее внимание: рекламный плакат Лотереи на той стороне реки с Парвиным сияющим лицом. Мысль поразила ее: «Парва Хан, ты же – графиня. Возможно, тебя они послушаются».
Она крикнет им, прикажет остановиться. Девушка нащупала шпингалет, чтобы распахнуть окно пошире, но по армированному стеклу застучали подобные ножам осколки. Фантомная боль от металлических колючек вновь обожгла кожу, и она вздрогнула.
– Стойте! – крикнула девушка, сглатывая густой страх. – Идите внутрь!
Но никто ее не слышал.
Кара снова потянулась к щеколде, но тут по округе разнесся пронзительный свист и голос скомандовал:
– Хватит! Внутрь.
Небо разверзлось по шву молнии. Шиферная гроза грянула с удвоенной свирепостью. Верхолазы собрали инструменты и, съежившись под тем, что осталось от доспехов, вернулись к люкам.
Кара содрогнулась, облегченно выдохнув.
Что-то черное впечаталось в окно, и она, взвизгнув, отскочила.
Это оказалась девушка, упакованная в дешевые доспехи из олова и кожи. Она висела вниз головой, раскинув руки, левая нога запуталась в пуповине веревки. Лицо покрывали кровь и мокрые волосы. Девушка не шевелилась.
Она не шевелилась. Шифер падал. Она не шевелилась. Несколько ужасающе долгих мгновений Кара смотрела, как осколки коварного дождя вспарывают кожу девушки. Потом качнулась к щеколде и, рывком распахнув окно, пустила бурю внутрь. Шипы горячей боли впились в щеки, ладони, лоб, но она, не обращая на них внимания, одной рукой потянулась к девушке, кое-как прикрывая глаза другой. В кожу врезались крошечные шиферные иголки. Девушка оказалась легкой и хрупкой, словно птичка. Кара спрятала лицо несчастной под искромсанной кожаной курткой, заслоняя от непогоды. Ее захлестнула горячая дымка крови, пота и пыли, когда она, обняв девушку, приняла ее вес на себя, возясь с веревкой.
Веревка не поддавалась – слишком сильно запуталась. На поясе девушки болтался широкий нож. Кара схватила его и принялась остервенело пилить нейлон, пока тот не затрещал.
Веревка разъехалась, и вес девушки нарушил Карино равновесие. Качнувшись назад, она едва успела протянуть руку и захлопнуть окно, прежде чем перевернулась и ударилась головой о деревянный пол.
С минуту она лежала, просто дыша, тепло и запах девушки накрыли ее, словно одеяло. Затем почувствовала пульс щекой, придавленной шеей верхолазки.
