Под разнобойным выжидательным взглядом Кара полезла в портплед и вытащила проволочное платье. Собственные пальцы показались ей узловатыми, неуклюжими. Девушка вздрогнула от прикосновения к металлу.
– Не беспокойтесь, – успокоил ее Дриярд, – колючки ненастоящие. – Он потянулся и сжал одну. Она была такого же цвета и так же блестела, как и весь металл вокруг, но прогнулась под его пальцами с гибкостью мягкого пластика. – Нам ни к чему несчастные случаи. Мы ведь не должны баловаться с классикой?
Кара держала платье между большим и указательным пальцами, словно отравленное. Пот покалывал кожу, и она надеялась, что окружающие спишут это на жар софитов. Она сосредоточилась на последнем разе, когда видела Проволочную Госпожу, разрезанную на зазубренные куски в пыли под Святым Павлом, на том, как ее сознание вытекало из металлических завитков, побежденных, уничтоженных.
Ощутив проблеск движения в проволоке между пальцами, она сдавленно взвизгнула.
Дрияр с помощницей смотрели на нее во все глаза.
«Та тварюга сдохла, – твердо сказала себе девушка. – Кара, возьми себя в руки».
– Думаю, – с трудом выдавила она, – думаю, мне нужно к нему приноровиться.
Дрияр сморщил нос, нетерпеливо махнув Эспель, снова уставившейся на Аппарат Гутиерра.
– Полудевочка! – щелкнул он пальцами. – Ты же, вроде как, прислужница графини? Тогда, прислуживай, черт тебя дери!
Кара отшатнулась от его тона; она хотела защитить Эспель, но была слишком потрясена проволочным платьем и не смогла подобрать слова. А потом момент оказался упущен – она уже вышла из зала и шла по коридору, куда указала помощница Дрияра. Девушка толкнула дверь с картонной табличкой «Гардеробная», Эспель зашла следом.
Кара повернулась спиной и принялась высвобождаться из одежды. Добравшись до застежки бюстгальтера, ее руки задели шрамы от колючек на спине, и она заколебалась. Девушка чувствовала на себе взгляд Эспель: две огненные точки на коже, которые, казалось, расползались, пока каждый дюйм тела не обожгло вниманием верхолазки.
Кара резко и отчетливо осознала, что никогда прежде ни перед кем не раздевалась. Она с трудом сглотнула.
«Серьезно, Кара? Серьезно? После всего, что случилось за последние четыре месяца, ты станешь зацикливаться на этом?»
По-прежнему неистово краснея, она расстегнула застежку, сбросила бюстгальтер и подняла руки над головой.
И ждала.
Ждала…
– Эспель!
– Что? Ой… да… извините!
– Ты смотрела?
– Нет! Я… я… просто… – Эспель не договорила, и Кара почти что ощутила жар ее румянца у себя за спиной. Она понимала, что должна бы испытывать унижение, но вместо этого почувствовала, как губы дрогнули от неуместной улыбки. Чтобы скрыть ее, она прикусила губу и закашлялась.
– Здесь немного холодно, Эс, – заметила она.
Раздался шорох, подобный шуршанию змеиной чешуи – Эспель взяла платье, а потом медленно опустила его на Карины поднятые руки. Металл казался почти маслянистым. Кара стиснула зубы, когда он скользнул по платку на кожу.
Учитывая, что в основном платье состояло из стали, оно оказалось неимоверно сверкающим.
Наряд оставил неприкрытыми Карины руки, и девушка остро ощутила холодный воздух на волнистых от шрамов плечах. Каждый нерв кричал ей: «Прикройся! Найди где-нибудь шаль!».
«Это часть маскировки», – сказала себе Кара, желая преодолеть страх и, наконец, успокоиться.
– Как я выгляжу? – в конце концов поинтересовалась она.
– Гм… думаю, люди скажут «ух ты!», графиня.
Кара еще сильнее покраснела. Она оглянулась через плечо, и Эспель уверенно, заговорщицки улыбнулась.
«Графиня» тяжело сглотнула.
Когда она снова вышла в зал, все притихли.
Кара переводила взгляд с лица на лицо: в основном симметричные, иногда зеркалократичные, а те открыто смотрели на нее. Пара челюстей и впрямь отвисли. Девушка почти физически ощущала горячий прилив внимания.
Бо Дрияр всплеснул руками. Его лицо светилось восторгом.
– За работу!
– Боюсь, придется повременить. – Голос казался знакомым. Когда Кара повернулась, часовые в зале вытянулись по стойке «смирно».
Симметричнолицая бритоголовая фигура капитана Корбина стояла между ними с черным шлемом в руках.
Дрияр выглядел перенесшим удар.
– Капитан, прерывать нас просто непростительно. Сенатор Кейс лично устроила все это… – фотограф поджал хвост, когда капитан Корбин поднял латную перчатку.
– Я здесь как раз по делу сенатора Кейс. И по вашему, графиня. – Он склонил голову в Карину сторону. – Вы нужны в суде.
– В суде? – поперхнулась Кара. – В суде? Но зачем?
– По всей вероятности, для настоящего шоу.
Его голос звучал напряженно, но безропотно: особый тон, припасаемый профессионалами всего мира, к чьим советам не прислушивается руководство.
– Сенат, в своей мудрости, решил показывать суд в прямом эфире.
Чувствуя разрастающуюся в груди пустоту, просто-таки космический холод, Кара спросила:
– Кого судят?
– Вашего похитителя, графиня, – ответил Корбин. – Мы получили признание.
Глава 19
Шел дождь. Обычный жидкий дождь. Капли шлепали по окну автомобиля, словно миллионы хлопающих рук. Рыцарский эскорт склонил головы, обмотки их странных лошадей-мумий покрывались пятнами и темнели. Сюрреалистические башни Лондона-за-Стеклом растворялись в непогоде.
Кара почти ничего не видела. Смесь страха и волнения искрилась в голове, шедшей кругом от тысячи вопросов.
«Мы получили признание». Но чье? Если Рыцари нашли того, кто похитил Парву, значит ли это, что нашли и саму Парву? Если так, почему никто не кричит: «Самозванка!» и не заковывает ее в наручники? Но если они не нашли Парву…
Что-то тошнотворно натянулось в Карином животе при мысли: «Сестренка, что же с тобой случилось, если они нашли твоего похитителя, но не тебя?»
Девушка наклонилась вперед, пытаясь расслышать разговор сидящего на переднем сиденье Корбина с рацией.
– К чему такая спешка? Чернила на признании тощего ублюдка едва подсохли. – Капитан Рыцарей щурился через потоки дождя, текущие по лобовому стеклу. Заскрипели дворники. Трубка так трещала, что понять, мужчине или женщине принадлежал идущий из нее голос, оказалось невозможно.
«А как вы думаете? Они дадут прямой эфир. Сенат хочет вынести приговор как можно скорее после похищения графини. Пока общественность “разогрета”, она будет бескомпромиссна при вынесении приговора».
– Как думаете, чего они будут добиваться? – спросил Корбин. – Его рта? Глаза?
