Кара непроизвольно вздрогнула, но радиоголос ответил:
– А вам не кажется, что это было бы слишком снисходительно?
Корбин хмыкнул, словно «снисхождение» не было словом, которое он когда-либо употреблял, забирая чей-нибудь глаз.
– Он похитил зеркалократку, кэп, – напомнил голос из рации. – Я не удивлюсь высшей мере.
Корбин тяжело выдохнул, когда водитель остановился за белой постройкой в стиле ар-деко.
– Высшая мера, показанная в прямом эфире всему долбаному городу, в присутствии Лица Стеклянной Лотереи, человека, которого мы должны защищать. Знаете, что мне больше всего нравится в наших дорогих предводителях Сената? – с горьким сарказмом поинтересовался он. – Как они неустанно стараются облегчить мою жизнь.
– И не говорите, кэп, – устало пробормотал голос в трубке. – И не говорите.
На тротуаре собралась борющаяся с ветром толпа: их зонтики натягивались и хлопали, словно крылья летучих мышей. На уровне окна Кара видела только плотно прижатые животы.
Корбин повернулся в кресле, чтобы посмотреть на Кару:
– Готовы, мэм?
Кара не была уверена, что он имел в виду, поэтому просто развела руками.
Корбин пробормотал в рацию, и дверь машины открылась снаружи.
ПАРВАГРАФИНЯПАРВАМОЖЕТЕПАРВАПОЖАЛУЙСТАСЮДАПОДПИШИТЕМОЕЙКРОШКЕПАРВАМЭМПАРВАПОЖАЛУЙСТАПАРВАМОЖЕТЕЛЮБИМЛЮБИМЛЮБИМПАРВАПОЖАЛУЙСТАПОЖАЛУЙСТАПАРВАСЮДА!..
Девушка словно бы шагнула под водопад. Кару залило звуком. Она стояла в замешательстве, пока жаждущие симметричные лица расцветали перед нею, затмевая все остальное. Их глаза были широки, улыбки – маниакальны. Некоторые плакали, остальные улыбались.
ПАРВАГРАФИНЯПАРВАМОЖЕТЕПАРВАПОЖАЛУЙСТА…
Со всех сторон к ней потянулись руки, девушка отпрянула от них. Кто-то схватил ее за плечи, и она чуть не закричала.
– Просто не останавливайтесь, – пробормотал Корбин на ухо Каре, проталкивая ее в темный дверной проем.
МЭМПАРВАПОЖАЛУЙСТАПАРВАМОЖЕТЕЛЮБИМ…
Когда за ними захлопнулась тяжелая дверь, буря шума резко стихла. Стены коридора оказались выложены гранитом; пол – черными и белыми плиточками. Тут оказалось сыро, словно в подвале, как во всех старинных каменных зданиях. По настоянию Кары их сопровождала Эспель, которую заставили ехать позади одного из Рыцарей. Вода капала с верхолазки на кафельный пол, пока она отжимала подол рубашки.
Плоский телевизор, прикрученный к стене, передавал новости. Звук приглушили, но Кара, разглядевшая внизу бегущую строку, прочитала: «Нападение на Ватерлоо». Мужчины и женщины в униформе экстренной службы прокладывали путь через завалы, держа носилки с опытной непринужденностью. Потом дали навязчиво крупный план мешков для трупов, изувеченных зданий и плоти. Одна фигура распласталась, прижатая разбитым бетоном. На ней была форма Рыцаря, посеревшая от пыли. Рыцарь выглядел не подорвавшимся на зажигательной бомбе или задетым шрапнелью, а избитым, размазанным невероятно сильными кулаками: ноги сломаны, лицо, превратившееся в красное, совершенно симметричное месиво, вдавлено, словно вогнутое кривое зеркало. Изображение сменилось на вид станции: крупный план стен, изрешеченных пулями, полы, покрытые звездовидной бетонной рябью. Бегущая под заголовком строка подводила итоги: «Атакован главный миграционный центр. 671 без вести пропавший. Гаррисон Крей подтвердил ответственность Безликих». Изображение сменилось, демонстрируя одетые в капюшоны и банданы фигуры с зернистостью сетевых кадров, передаваемых по телевидению. Кару что-то кольнуло, какое-то знакомое ощущение, но сердце работало, словно навесной мотор, и девушка не могла сосредоточиться, чтобы унять его.
– Графиня? – что-то в тоне Корбина указывало на то, что он повторил это уже не один раз. – Пойдемте?
Подняв глаза, Кара кивнула и последовала за ним вверх по широкой лестнице.
– Кто эти люди снаружи? – прошептала она, когда Эспель поравнялась с нею. Пульс все еще бился как сумасшедший.
– Кто? – белокурая девушка, казалось, вышла из задумчивости. – Ой, они называют себя Ханнибалами – видимо, так сильно вас любят, что готовы съесть. Ваши большие поклонники. – Циничная улыбка получилась половинчатой и тут же стерлась с лица. Глаза девушки быстро пробежали по плитке, словно что-то ища.
Дверь наверху лестницы вывела их на балкон с видом на сводчатые каменные палаты.
Прямо впереди, в обтянутом кожей кресле, рядом с деревянными перилами, грубоватая и серьезная, сидела сенатор Кейс.
– Парва. – Она встала, чтобы обнять Кару, прижав бумажные губы к ее щеке. – Спасибо, что пришла.
Кара нерешительно кивнула и слабо, но смело улыбнулась, подумав, что от нее этого ждут.
– Мы все очень тобою гордимся. – Сенатор улыбнулась в ответ и сжала ее руку. Она повернулась к двум не менее грубоватым и серьезным мужчинам, сидящим справа от нее. – Ты помнишь сенаторов Призму и Шпиндельфрейка?
– Конечно, – соврала Кара. – Сенаторы…
Ее не нравилось, как они на нее смотрели, самодовольно и собственнически, словно на только что купленную сияющую машину последней модели. Кара едва не скривилась, пожимая им руки. Девушка окинула взглядом комнату ниже: нечто среднее между судом и съемочной площадкой. В центре плиточного пола – деревянная полированная скамья подсудимых, но там, где следовало располагаться присяжным, находилась тележка, на которую, словно охотничья птица, взгромоздилась телевизионная камера.
Кара начала медленно осознавать фоновый шум в комнате. Галереи с остальных трех сторон оказались заполнены. Сенатор Кейс наблюдала за толпой с особым удовлетворением. Воздух гудел нетерпеливым бормотанием.
Многие зрители бросали на Кару восхищенные взгляды, на которые она отвечала беспристрастными. Лица представляли смесь утонченной асимметрии зеркалократии и пестрой лоскутной кожи, как у Бо Дрияра. Кроме Рыцарей и Эспель Кара никого симметричного не видела.
Когда галереи забились до отказа и воздух стал душным от скученных тел, Кейс махнула капитану Корбину.
– Приведите его, – пробормотал Корбин в рацию.
Свет притушили. Зрители притихли. Старый дом кряхтел, хлестаемый дождем. По комнате разнесся лязг тяжелой задвижки.
Кара слышала их раньше: шаги неловко шаркали по плиткам под балконом. Она, насколько могла, свесилась через перила, но прошло еще несколько бесконечных секунд, прежде чем обвиняемый попал в поле ее зрения. Девушка ожидала, что это будет он, но все же испытала неприятный трепет узнавания, когда увидела человека, схватившего ее в реке, умолявшего о помощи, а сейчас ведомого двумя охранниками в черных доспехах. Он выглядел слишком маленьким в своей одежде, словно происходил из «трудовой династии» потомственных подсудимых, и его серый тюремный комбинезон достался ему еще от прадедушки. Волосы и борода торчали диким клубком. Правая рука висела на перевязи.
