Девушка вспомнила, как стояла в дворцовом лифте, глядя на Корбина через дверь.
«Он не похищал меня!» – возмутилась она тогда.
«Если вы не помните, – возразил он, – то откуда вам знать?»
Кара судорожно искала, что могла бы сказать, но без толку. Нити собственной лжи слишком сильно ее опутали.
– Пожалуйста… – прошептал Гарри Блайт. Он больше не смотрел на прокурора. Он смотрел на Кару. – Пожалуйста.
Сенатор Кейс встала и обратилась к прокурору:
– Мистер Малахит, я правильно понимаю, что признание транслировалось, и линии были открыты?
– Так точно, мадам сенатор.
Кара уловила краешек улыбки в голосе Кейс, даже не видя ее на лице пожилой женщины.
– Тогда, возможно, нам следует услышать, что скажет народ, которому мы служим?
Прокурор наклонил голову и кивнул женщине, сидевшей за столом у камер. Та передвинула один из рычажков вверх, и из акустической системы зала суда затрещали голоса.
– …убить мало…
– …свинство…
– …забрать лицо. И это еще мало для такого… хотел девизуализировать чистую девушку…
– …отнять жизнь… это больше, чем он заслуживает…
– …Безликая мразь. Животное. Зарезать, как…
Голоса кружили вокруг Кары, вызывая головокружение. Внизу, на скамье подсудимых, Гарри Блайт не горбился и не протестовал; он просто продолжал глядеть на нее, не подавая признаков того, что вообще слышит голоса.
«Пожалуйста», – беззвучно произнес он.
– Достаточно, – проговорила Кейс. Динамики по углам комнаты перешли на шепот и затихли. – Мистер Блайт, наши сограждане не склонны к милосердию. Не могу сказать, что виню их. Вы мне отвратительны. – Она прорычала это слово, и Кара почувствовала, как из сенатора вырывается ярость, словно крокодил из стоячей воды. Даже полумертвая от страха, Кара почувствовала, как тепло галереи приняли внезапное проявление эмоций политика.
Кейс остановилась и наклонилась к сенатору Призме, пробормотав ей что-то на ухо, кивнула и снова выпрямилась.
– Мои коллеги по Серебряному Сенату согласны, что единственным справедливым наказанием будет самое серьезное, предусмотренное нашими законами для таких, – она остановила взгляд на приговоренном, – как вы.
Кара была почти уверена, что видела взволнованный румянец, проползший по ее чертам пожилой училки, прежде чем она сказала:
– Гарри Блайт, вы приговариваетесь к пробуждению вашей протезной стороны с немедленным вступлением приговора в силу. – Кейс махнула стоящим ниже охранникам. – Разбудите его Пэ-О.
У парочки людей в комнате перехватило дыхание, и они забормотали:
– Пробуждение?
– Немного сурово… в смысле: что бы он ни замышлял, графиня ведь не пострадала…
Кара огляделась, ища источник несогласных голосов, надеясь, что они преобладают, но кто бы ни говорил, они быстро пристыженно замолкали под мрачными взглядами соседей.
Не одно лицо, принадлежащее Зеркальной знати, раскраснелось и разгорячилось на вытянутых через барьер шеях.
– Во имя тебя, – наклонившись, прошептала сенатор Кейс Каре на ухо, нежно сжав ее бедро. – Мы делаем это ради тебя.
Внизу, в зале суда, одетые в черное охранники схватили Гарри Блайта, стащили его со скамьи подсудимых и поставили на колени перед телевизионной камерой, заломив руки за спину. Один из них приставил пистолет к его лицу, но Блайт не сопротивлялся. Он казался вялым, словно старый труп. Губы шевелились, но не издавали никаких звуков.
Он закричал только тогда, когда доктор шагнула вперед и открыла серебряный чемоданчик. Его вопли наполнили комнату, и Кара почувствовала, как такие же крики, пытаясь высвободиться, заполняют ее грудь, вытеснив воздух.
Доктор взяла из чемоданчика шприц с прозрачной жидкостью. Рутинным движением стряхнула пузырьки, когда охранник пихнул голову Блайта на одну сторону, открывая бледную, словно мякоть яблока, кожу на шее.
– Стойте!
Блайт замолчал. И только тогда, когда все лица в комнате повернулись к Каре, девушка поняла, что это выкрикнула она. Ее мысли бурлили, словно всколыхнутая вода. Она отчаянно нащупывала, что сказать:
– Я… вы делаете это для меня, и я благодарна. – Она выпрямилась, пытаясь не перейти на скороговорку. – Но я этого не хочу. Пожалуйста. – Кара смотрела на лица собравшихся и мимо них, в сторону камер, уже обращенных к ней.
Она выдохнула:
– Не во имя меня. – Слова вышли медленно и четко. – Я не смогу с этим жить.
На мгновение повисла тишина, потом, одна из всех, сенатор Кейс начала аплодировать. Остальные в комнате последовали ее примеру. Ошеломленная Кара стояла в центре бурных рукоплесканий. Когда подхалимаж поулегся, Кейс прочистила горло.
– Лицо Стеклянной Лотереи, – сказала сенатор. – Разве она не замечательная? Самая добрая, самая щедрая… она лучшая из нас во всех отношениях!
Все глаза обратились к Каре, светясь ее отражением.
– Хотела бы я, чтобы доброта и щедрость всегда побеждали. В самом деле, хотела бы. – Казалось, старуха говорила правду. Затем она повысила голос: – Мистер Малахит, что говорит закон Синекдохи о подобных ситуациях?
Законник ответил мгновенно:
– Нападение на отражение вещи является нападением на вещь.
– Вы правы, – негромко проговорила Кейс. – И вы, графиня Парва, вы – отражение нас… всех нас. Всех людей, которых вы только что слышали. Мы все стали жертвами нападения этой мрази на вас. Вы же не откажете людям Лондона-за-Стеклом, вашему народу, в праве на справедливый исход?
В праве узреть справедливость?
Карины губы зашевелились, но слова не шли. Горло оказалось пустым.
«Мы все стали жертвами». Девушка почувствовала, как тело восстало от отвратительной липкой интимности этого утверждения.
Сенатор Кейс обернулась к осужденному мужчине.
– Продолжайте, – сказала она. Гарри Блайт запричитал. Доктор подняла глаза, чтобы получить подтверждение, и когда сенатор кивнула, скользнула иглой за левое ухо приговоренного мужчины.
Внезапно голос Блайта прервался. Охранники отпустили его, и он упал лицом на пол. Кара вытянулась над балюстрадой. Он мертв? «Пробуждение» означало казнь?
Но нет. Тощий мужчина с всклокоченной бородой приподнялся на здоровом локте и шлепнулся на спину. Его грудь поднималась и опускалась. Вот он пошевелился и застонал, затем резко напрягся. Его спина изогнулась, на шее натянулись сухожилия. Вдруг он изо всех сил ударился затылком об пол, оставляя на мраморе расплывчатое пятно крови.
Кара посмотрела на его симметричное, разделенное швом лицо. Глаза мужчины были открыты. Сперва девушка подумала, что они расфокусировались от удара, но потом увидела, что один закрылся, в то время как второй оставался открытым. Они двигались сами по себе, фокусируясь на противоположные стены. Рот несчастного искривился по центральной линии, мышцы на обеих сторонах потянулись в разные стороны. Он вдруг разделился, словно две половинки сшитого лица подчинялись разным разумам.
