– Давай, – подбодрила Парва, – раз-два-три, раз-два-три!
И они растворились в скрипучей музыке.
Кара неуверенно поддерживала ритм, немного спотыкаясь, обнимая пустоту. В зеркале она видела, как ее ведет с иголочки одетая копия.
– Раз-два-три, раз-два-три – вот так.
Кара почувствовала, как ее руки поднимаются над головой, и закружилась под ними в ритме лихого гиканья Парвы. Девушка поймала себя на том, что смеется, пока они кружатся по полуразрушенному туалету, словно по бальному залу девятнадцатого века.
– Где ты этому научилась?
– Раз-два-три. На работе: меня учат всяким таким вещам, это…
– Ау! – Кара внезапно вырвалась. Она запрыгала по кругу – боль шипами впилась в ногу.
– Извини! – поморщилась Парва. – Я не привыкла вести и э-э-э… обувь тоже новая.
– Ага, я заметила, – Кара сползла по стене туалета и стянула кроссовок и носок. По ощущениям Парвин головокружительный каблук пронзил кожу, но, по крайней мере, крови не было. – Тебе пришлось вернуться к Выси, чтобы на них вскарабкаться?
Парва улыбнулась из зеркала. Шутки об убиенном Короле Кранов были частью их повседневности. Они чувствовали прилив странного мужества, обезоруживая смехом воспоминания о своем похищении.
– Сама справилась, – ответила она. – Легко!
– Весьма недурные. Тоже с новой работы? – Кара театрально схватилась за сердце. – Вот она: смертельная доза. Официально заявляю, что ревность, которую я испытываю, несовместима с жизнью. Новые модные туфли, модные уроки танцев: хотя бы скажи своему новому боссу, что это попахивает рабовладением.
Парва пожала плечами:
– Извини, сестренка. На самом деле новый босс весьма мил. Как и все – по крайней мере, большую часть времени.
– Большую часть времени.
Ее зеркальная сестра нахмурилась.
– Ничего особенного, просто… здешние лучшие люди – только некоторые, заметь, и только иногда – но… То, как они смотрят на меня… Я чувствую эти взгляды, поворачиваясь к ним спиной. Иногда… иногда я не могу избавиться от ощущения, что они хотят меня прикончить.
Кара вздохнула. Звучало знакомо.
– Думаю, после всего случившегося с нами чувствовать подобное – нормально, понимаешь?
– Понимаю. – Парва прикусила отраженную губу. – Просто они смотрят на меня странно.
– Не хочу огорчать тебя, дорогая, – сказала Кара, – но ты собрала на своем лице три пятых общего объема шрамов западного мира. – Она мягко улыбнулась. – Так ты расскажешь мне, что это за волшебная новая работа?
Парва уже собиралась рассказать, когда в закрытое окно влетел далекий отзвук звонка.
– Расскажу в следующий раз, – девушка в зеркале всегда, словно Шахерезада, приберегала последнюю историю на потом.
Кара надула губы и направилась к двери.
– Как угодно. Хорошей работы.
– Кара, подожди.
Кара остановилась в дверях. Нотка одиночества в голосе ее двойника теперь казалась сильнее.
– Как Бет?
– Все бомжует, – сухо ответила Кара. – Якобы до сих пор живет дома, но не думаю, что Пол часто ее видит. Все хорошо, но немного… – она попыталась подобрать слова. – Бет думает, что я…
– …винишь ее, – тихо закончила Парва. – Так и есть. Немножко. Я тоже виню. Должно пройти время.
Кара не ответила.
– Слушай… – помедлила Парва. – Как думаешь… как думаешь, она придет сюда? Я понимаю, почему ты не рассказала ей обо мне, но… было бы здорово повидаться с нею, понимаешь?
Кара представила, как приведет сюда безмолвную серокожую девушку; посвятит в свой последний секрет, и обида тут же обожгла ее горло. Кара любила Би, но это было ее святилище, убежище от жизни, которой она жила из-за Бет.
Обида быстро перегорела. Она любила Би, как и Парва. И в отличие от Кары, Парва уже несколько месяцев не видела своей лучшей подруги.
– Спрошу.
– Спасибо, – Парва с облегчением улыбнулась. – Что у тебя сейчас?
– Английский. Ричард Третий. – Кара передразнила голос из рекламы фильма. – Горбун возвращается!
Парва фыркнула над слабой самоиронией.
– Хорошо, что ты хоть красивая – с такими-то шуточками.
– Нарцисс, – возразила Кара.
Ее копия рассмеялась:
– Выметайся!
Глава 4
Бет натянула капюшон и переступила порог канализации, сжимая железный прут, словно копье.
С каждым шагом она питалась окружающим ее городом, черпая силу и знания голыми стопами бетонно-серых ног.
Рельсовая химера цокает по Блэкфрайарскому мосту, словно железный сердечный приступ…
Пара уличных фонарей гневно мерцают друг на друга через Электрик-авеню: спор между сестрами-Натриитками разгорелся до оскорблений и вызовов на дуэль…
Сквозь стены старого дома в Хэмпстеде идут Каменники, сотрясая стонущую кирпичную кладку мелкой рябью, а в спальне наверху мать успокаивает испуганную дочь, шепча: «Старые дома всегда немного поскрипывают, детка…»
Балковые пауки мчатся вдоль проводов под тротуарами, перешептываясь белым шумом, помехами и украденными звуками…
От того, какими знакомыми звучали паутинистые голоса сквозь шум помех, у Бет заныло в груди.
Стояла обычная лондонская ночь. Обычная, да не совсем, ведь впереди, глубоко в туннелях, таилось нечто очень необычное и такое трудноуловимое, что, не будь Бет в пределах сотни футов от него и не прислушивайся изо всех сил, то, несомненно, пропустила бы…
Островок полнейшей тишины.
Крошечный, не больше ее кулака. Но девушка слышала, как вокруг него преломлялись другие лондонские звуки. Это наверняка то, что она искала.
Бет прочесывала Лондонские коллекторы последние пять ночей, и вот он – первый знак, который удалось найти. Сердце забилось чаще, она покрепче сжала копье и прибавила шагу, не переставая вслушиваться в плеск смыкающейся вокруг лодыжек воды.
Поток расширился и углубился, и девушка пошла вброд по колено. Окутываемая обильными канализационными газами, Бет потрясла головой, пытаясь их разогнать. Справа от нее два смутных человекообразных огонька, один оранжевый, второй белый, перепорхнули через устье туннеля на безопасном расстоянии от воды. В их свечении чувствовалось разгоряченное волнение, заставившее Бет улыбнуться. Межспектральные пары по-прежнему оставались редкостью, но спустя несколько месяцев после войны их становилось все больше и больше: те несколько коротких дней, когда Белосветные и Натриитки бок о бок сражались с Королем Кранов, разомкнули какие-то старые цепи. Девушка задумалась, сколько их пробиралось сюда, пока не одобрявшие подобного старейшины подремывали в дневном свете. Эти двое припозднились.
