Кара задохнулась от этой мысли, как только та закралась ей в голову.
Как можно осторожнее она положила Эспель на пол. При виде лица верхолазки девушке стало так больно, словно ей переломали все ребра.
Зубы Эспель скрежетали, глаза по обе стороны от шва распахнулись широко, словно безумные. На лбу, под липкими прядями светлых волос, отчетливо выступили вены. Кара заметила, как руки под курткой натянули наручники, не дающие подруге задушить себя.
Опустившись рядом с Эспель на колени, Кара попыталась приподнять ее голову.
– Всё… Всё… – Она хотела сказать «хорошо»… это было единственным, что ей удалось придумать, но ложь оказалась слишком большой и застревала в горле.
Кара отчаянно пыталась придумать что-нибудь – что угодно, – что облегчило бы страдания верхолазки, но что она могла? Когда она – они – Кара почувствовала тошноту, мысленно поправляя себя, – пробудились, в голове Эспель возобновилась жестокая борьба за территорию, битва за то, что каждый считал своим домом. Гаррисон оказался прав: Эспель была заперта в собственном теле вместе с психопаткой, и все из-за Кары. «Персональный окаянный» Эс проснулся; он знал ее, как никого другого, и хотел уничтожить, будучи ее противоположностью.
Противоположностью…
Время, казалось, потекло медленнее: медленнее, чем замерзающая вода, медленно, словно стекло, пока Кара обдумывала вспыхнувшую в голове мысль. Уставившись в зеркало, она увидела там отражение покрытой шрамами девушки – лицо, не принадлежавшее ей. Во всяком случае, не принадлежащее полностью. Кара вгляделась в глаза Эспель Крей, такие же голубые, как у брата.
Слова Гаррисона по-прежнему крутились у нее в голове, но она произнесла их вслух.
– «Сестра – моя полная противоположность», – выдохнула она.
У нее появилась нить надежды толщиной с паутинку.
Кара прижала руки к вискам Эспель, пытаясь ее утихомирить, стараясь встретиться взглядом с левым глазом верхолазки, как ее брат на мосту.
– Послушай меня, Эс, – проговорила она. – Пожалуйста, послушай меня. Парва была моим отражением, помнишь? Моей противоположностью. Пожалуйста, пожалуйста, лежи спокойно. – Кара начала бормотать, чувствуя, что сейчас просто задохнется от отчаяния. Она старалась говорить помедленнее и вкладывать в слова больше смысла. – Она была моей противоположностью, но не ненавидела меня, а наоборот. Так что, возможно – возможно, – твое Пэ-О создано не для того, чтобы тебя ненавидеть. Может, оно борется с тобой только потому, что ты борешься с ним. Так что… – Кара почувствовала, как шрамы от колючек натянулись на голове. Она должна вытолкнуть слова из горла, понимая, насколько ужасно то, о чем предстояло попросить. – Прекрати. – Она с трудом сглотнула. – Прекрати с ним сражаться. Знаю, ты чувствуешь, что оно там, с тобой. Знаю, как это страшно, но прекрати. Оно не виновато… она не виновата. Прекрати.
Кара смахнула слезы и посмотрела в правый глаз Эспель.
– Вы обе! – взмолилась она. – Прекратите!
На ужасное мгновение голова Эспель напряглась в ее объятиях, а потом вдруг замерла. Голубые глаза испуганно блуждали, словно ожидая вероломного нападения, но дыхание стало легче, а мышцы оставались расслабленными.
Кара наблюдала за ними не одну минуту: за девушкой, которая поверила в нее, и ее жутким невинным пассажиром. Ее взгляд остановился на зеркале, на стекле. В голове возникла идея.
Сперва девушка ее отмела – риск был слишком велик; что если она ошибалась? Перед измученными глазами замелькали искаженные черты Гарри Блайта. Присев на корточки, она осмотрелась, ища другие варианты, но в голову больше ничего не шло. Там, в ночи, кипела битва за власть над отраженным городом. Как знать, останутся ли у них с Эспель друзья по эту сторону зеркала к рассвету? И даже если останутся, даже если Джек с Креем выживут, ни у одного из них не было ни малейшего понятия, что делать с девушкой с разбуженным Пэ-О. Рыцари продолжат за ними охотиться; в конечном итоге найдут их, шальная пуля догонит Кару, и Эспель останется связанной в ожидании мучителей.
Шанс был крошечный. Даже не шанс, а надежда на него.
«По правде говоря, графиня, – голос Эспель и потайная улыбка всплыли из тьмы воспоминаний, – принятие желаемого за действительное – единственное, что меня хоть куда-нибудь, да приводило».
Кара встала и подошла к заброшенной кабинке: насколько она помнила, винты одной из дверных ручек были разболтаны. Девушке потребовалось меньше секунды, чтобы ее открутить; она взвесила ручку в ладони, бросив короткий взгляд на Эспель. Оба голубых глаза тревожно посмотрели на Кару в ответ.
Сжав снятую ручку, словно гаечный ключ, Кара повернулась и вдарила в нижний угол зеркала, еще и еще. С третьим ударом от стены отлетел осколок стекла размером с ладонь. Она подобрала его.
Обе стороны Эспель, казалось, дернулись, когда Кара опустилась рядом с нею на колени.
– Я освобожу твои руки, окей?
Они просто таращились на нее, когда она потянулась Эспель за спину и начала перепиливать кроваво-багровый пластик, стягивающий ее запястья.
Ни одна рука не шевельнулась, когда наручники спали с них, и Кара выдохнула, только тогда заметив, что задержала дыхание. Выведя обе руки из-за спины Эспель, Кара опустила их на пол и, присев на корточки, посмотрела на разделенную девушку.
– Что теперь? – пробормотала она, говоря скорее с самой собой.
Правое плечо Эспель дернулось. Кара подалась вперед, но остановилась, когда увидела, каким медленным и робким получилось движение. Правая рука Эспель потихоньку начала подниматься. Левый глаз закатился, чтобы на это посмотреть, но левая рука по-прежнему не шевелилась.
Мгновение правая рука, казалось, задержалась над расстегнутой курткой верхолазки, а потом медленно, словно боясь спугнуть птицу, опустилась к левой.
Кара смотрела с открытым ртом, как правая рука Эспель взяла опухшее, с рубцом от наручников левое запястье и принялась осторожно его растирать. Через несколько бесконечных секунд правая рука разжалась и улеглась поперек живота Эспель. Затем, так же неуверенно, левая рука Эспель начала тереть нежную кожу на правом запястье.
Наконец, разделенная девушка положила руки на живот. Она ничего не сказала. Впрочем, Кара не была уверена, что Эспель могла говорить, но дышала девушка размеренно. Оба ее глаза закрылись.
Тихонько выдохнув, словно не смея беспокоить мироздание, Кара отползла на пятой точке к шеренге раковин. Одна из труб, идущих по потрескавшейся плитке, оказалась теплой. Девушка подумала было подтащить к трубе и блондинку, но потом побоялась ее тревожить.
За нахлынувшим облегчением накатило и изнеможение.
«Надо оставаться начеку, – сказала она себе. – Бодрствовать». Но усталость осела в ногах и руках, словно ил, и девушка не смогла заставить себя отлипнуть от теплой трубы.
