Никакого звука, только форма ее имени. Кара резко вздрогнула. Теперь она видела, что на девушке надет черный балахон Химических Братьев… и видела, что это девушка. Архитектура ее лица неожиданно обрела смысл, одновременно чуждый и знакомый.
– Бет? – в полнейшем изумлении выговорила Кара. Подбежав к зеркалу, девушка прижала руки к стеклу. Бет сделала то же самое, держась справа от отражения Кары.
«Почему?» – одними губами спросила она.
Выплеснувшись из Кариных глаз, в раковину закапали слезы.
– Нет, Би… пожалуйста, просто послушай. Мне жаль, окей, мне очень-очень жаль. Но нет времени… – Казалось, все, что она хотела сказать Бет, сбилось в кучу, толкалось в горле, затрудняя дыхание. Теперь она чувствовала, как подрагивает пол под линолеумом. Галогенные трубки дрожали в своих потолочных светильниках. – Мать Улиц, – Кара заметила, как Бет вздрогнула, услышав это имя, – она…
Позади нее с негромким хлопком взорвался пол, затем послышался звук шагов.
Кара медленно повернулась. Каменник крался к ней, его мертвенно-бледная грудная клетка ритмично вспучивалась и опадала от чего-то, что не было дыханием.
– Пойдем, – проговорил он слабым, словно сквозняк, голосом, протягивая руку. – Пойдем.
Кара попятилась. Колючки на платье царапнули зеркало.
– Нет, – отрезала Кара.
Глиняное существо сделало еще один шаг, а потом замерло, глядя мимо Кары в зеркало. Солдат внезапно потерял уверенность.
– Госпожа? – выдохнул Каменник.
Пульс Кары загрохотал, когда она оглянулась через плечо. Бет смотрела в туалет, хотя свет ее зеленых глаз не проникал в него, отскакивая от серебра и стекла ее мира. Ее горло напряглось; Кара могла читать слова по губам.
«Кара, что такое? Что случилось?»
Бет не видела бетонокожего хищника, только испуг, написанный на лице подруги.
Секунду Каменник казался озадаченным. Изучив «богиню», на удивление человеческим жестом, он покачал головой. Кара слышала, как на его шее забились бетонные жилки. Девушка набралась решимости, в то время как существо менее уверенно, но продолжило наступление.
– Это все ты, Кара, – прошептала она.
«Что бы ни случилось, куда бы он ее ни забрал, – сказала она себе, – так будет всегда».
Дверь кабинки шумно распахнулась перед Каменником, и Кара подскочила. Прислужник Матери Улиц повернулся со змеистым, текучим изяществом. Эспель нетвердой походкой вышла из кабинки. Кара в изумлении уставилась на нее. Блондинка ступала, словно ребенок, сосредоточенно двигая то одной, то другой ногой, следя за каждым шагом внимательным до предела взглядом обоих глаз. Кара с благоговением смотрела, как Эспель пошатывалась и снова ловила равновесие, словно линолеум был натянутой проволокой. Глаза Эспель мелькали взад и вперед, и Кара задумалась о необыкновенных переговорах, взаимодействии, которые, должно быть, велись за ними.
«Беги, – подумала она с недоверчивой надеждой. – Уходи».
Но вместо этого Эспель открыла рот.
– Яяя… – слово растянулось, губы с языком работали не совсем согласованно, но разобрать его не составляло труда. – Эээтоо я-я-я.
Пару секунд ее губы шевелились молча, потом девушка заговорила с большей уверенностью:
– Оно-о уу меня. Я знаю, чтоооо вы ищите. Она с-сказала мне. Он-на отдала это мне. И-иди и з-забери.
– Эс, нет! – закричала Кара. – Она врет…
Каменник замялся, ловко балансируя на бетонных мысках. Взгляд его лишенных зрачков глаз упал сперва на Кару, затем на не дающее покоя изображение Бет в зеркале, а потом, повернувшись к Эспель, он шагнул к ней.
Кара услышала звук откручиваемой крышечки, а потом всплеск, как будто в стекло ударила вода. За спиной колыхнулся воздух, появился ветерок, словно кто-то открыл окно. Она попыталась, оттолкнувшись от зеркала за спиной, встать между глиняным существом и Эспель, но пальцы нащупали только воздух. Девушка бросилась бежать, но слишком поздно.
Серые руки сжались вокруг ее груди, их чешуйки в форме тротуарных плиток сминали и сгибали колючки на платье. Кара сопротивлялась, но руки Бет оказались сильны, словно краны.
– Бет, нет! – попыталась прокричать Кара, но, к ее отчаянию, Бет сжимала подругу так сильно, что она едва могла дышать, и вместо крика получился невнятный хрип. Кара почувствовала, что ее тащат назад. Почувствовала на щеке лондонский воздух. В поле зрения попали жидкие края зеркального стекла, устремившиеся навстречу друг другу.
Эспель двинулась к двери своей медленной странной поступью. Каменник сделал к ней еще один шаг, протянув руку, словно в приветствии. Зазор в стекле сжался до крохотной лазейки.
– Эс, – выдохнула Кара. Она поймала последний взгляд сосредоточенных, все осознающих голубых глаз Эспель через плечо чудовища. Затем зеркало бесшумно запечаталось, и Кара увидела грязный туалет и собственное испуганное лицо.
Глава 40
Кара сидела за кухонным столом в доме Брэдли, медленно вертя в руке Глаз Гутиерра, глядя в его затуманенное бурей сердце. Она знала: где-то в круговерти изображений есть точка соприкосновения с зеркалом в школьном туалете отраженного города. Прямо сейчас перед нею была картинка, способная поведать, что случилось с Эспель, вот только она ее не видела. Она ее не видела. Девушка всматривалась, пока не заболели глаза, но без всего остального аппарата, без умения Эспель запустить его, темное облако в центре глаза оставалось неподвижным.
Эс.
Воспоминания о серой руке, тянущейся к Эспель, казались застрявшими в сердце осколками битого стекла.
Когда зеркало закрылось, Кара повернулась к Бет, молотя кулаками твердокаменную кожу, крича ей, чтобы та снова открыла стекло, отправила ее обратно. Бет смотрела на подругу в замешательстве, перешедшем в тихий ужас, когда Каре, наконец, удалось прекратить всхлипывать и объясниться. Бет полезла в телефон, и Гаттергласс тут же начал варить новую порцию дверного снадобья, но процесс приготовления требовал внимания и времени, и до его завершения Каре не оставалось ничего, кроме как жевать восстановленную губу и пялиться в мутное стекло.
«Пожалуйста, – прошептала она про себя единственной поцелованной ею девушке, – пожалуйста, будь в порядке. Пожалуйста, держись».
Скребущий звук за спиной привлек ее внимание. Бет прислонилась к двери, глядя на подругу горящими глазами. Подойдя, она села напротив Кары, а кошки последовали за нею с торжественностью, не соответствующей полосатым пижамным штанам и безбожно рваной футболке их Богини. Оскар свернулся у нее на плече, даже сквозь храп источая легкое рептильное самодовольство.
Кара посмотрела на электронные часы в микроволновке. 3:23 утра. Бет и ее отец ретировались всего четыре часа назад. Каре потребовался целый день, чтобы рассказать, что с нею случилось.
