Так с тех пор Тайбэлэ и осталась одна, дважды агуна – после благочестивого фарисея и после беса. Старость быстро справилась с ней, ничего не осталось у Тайбэлэ, кроме тайны, которую и доверить-то никому никогда нельзя. Да и ведь не поверят! Есть такие на свете тайны – сердце устам не откроет. Человек их уносит в могилу, вербы шепчут про них, вороны кричат о них криком истошным, надгробья друг дружке рассказывают – на беззвучном языке камней. Мертвецы восстанут когда-нибудь из могил, но тайны их останутся с Богом и Божьим Судом и пребудут там до скончания всех поколений.
Бендит и Дишка
Монолог тети Ентл
Вот говорят: подходят друг дружке, созданы друг для друга. А нужно ли, не знаю, чтобы муж и жена так уж были притерты тютелька в тютельку? Возьмите меня и Гедалье, моего первого мужа, олэвхашолэм. Двух более разных людей трудно было сыскать. Он – высокий, стройный, настоящий, одним словом, богатырь. Я – маленькая толстушка. Ему подавай все соленое, горькое, острое. Я – сластена, даже в бульон кладу сахар. Он – из самых суровых миснагдим. Я – из хасидов. Он – не про вас будь сказано – был наполовину литвак, литовский еврей, куда дальше! А прожили мы с ним столько лет. Понятно, между супругами чего не бывает, но к раввину за правосудьем не бегали – сами справлялись. Он, бывало, если чем недоволен – молчит. День молчит, два молчит, неделю молчит, настоящий медведь! Но ведь долго мужик, извините, без бабы не может. Ну, я, как водится, сбегаю в микву – и опять в доме мир. А потом дети! А внуки! А когда у ребеночка режутся зубки и стены ходуном ходят – какие еще обиды? А дальше – стареете, ходите рядышком, держась друг за дружку, и ругаться нет просто сил. Только вместе трепещете пред ангелом смерти, перед Малхамовэсом.
Если, бабоньки, есть у вас терпенье и время, расскажу вам историю. Только ближе садитесь, оно и теплей, и горло не драть. Ты что вяжешь там, Фэйгелэ? Отложи, не сбежит. Это во-первых. А во-вторых, если хочешь – можешь вязать. Я к тому только, чтобы ты, не дай Бог, себе в глаз не ткнула.
История эта не чтоб тары-бары, абы поговорить. Своими глазами, можно сказать, я все сие видела. Имя у него было странное – Бендит. Он даже каким-то был мне там родственником: седьмая водица. Моя тетка Кейлэ второй женою была у его дядьки, реб Йойла. Так что я даже ходила к ним в дом, до последнего дня. Потому что я знала, как делают кровопусканье. У нее, понимаете, была лишняя кровь. Но давайте поперву невод закинем, а потом уж рыбку ловить… Имя странное – Бендит. Отец его, Бецалэл Красной, был у нас первый богач. Все в городе принадлежало ему: пивоварня, мельница, лавки. Каждый третий дом – его. А Бендит был у отца единственным сыном. Сестра умерла, упаси нас Господь, в самые Шэвэ-Брохэс, в первые дни после свадьбы. Детки мои, все рассказывать – года не хватит.
Этот Бендит еще должен был стать моим женихом. Я лет, правда, на пять или шесть была младше его, но про нас насчет этого все вокруг говорили. А в те времена в таком возрасте ты была уже девкой на выданье. Только реб Бэцалэл и жена его Миндэлэ захотели в родню богачей. Ну, добрые люди подыскали невесту из Калиша, это в Польше Великой, а звали невесту ту Дишка. Отец ее был не то что богач – магнат! Что заставило его с нашей глушью-то породниться – не скажу вам, не знаю. Если верить злым языкам, Дишка влюбилась там, в Калише, в своего, мол, учителя, и случился позор.
Всяких красавиц я видела в жизни, но такой, как Дишка, не было больше и нет. Она хоть была и тогда уж чуток полноватой, да разве ж это изъян? Ростом – почти что с него, а он, Бендит, был, скажу вам, видный мужчина. Картина! Оба – русые, голубоглазые. Бендит тоже плотный такой, налитой. И одеться оба любили. Насчет того, что говорят: подходят друг другу. Эти – точно скроены были по одной мерке. Я на свадьбе у них не плясала, свадьбу сыграли в Калише, а от нас дотудова – с гаком. Но вскоре отец его, реб Бэцалэл, покинул сей мир. Раньше-то как: занемог – и бывай, моргнуть не успеешь. До сих пор не пойму: что с ним все-таки было? Гуткинд, наш врач, тоже, похоже, ничего толком не понял. Миндэлэ – с ног посбивалась, но исход, видать, был предрешен. Она и сама недолго потом с козел правила. Заживо, можно сказать, похоронила себя. А все потому, что не могла без мужа. Как иной – без руки.
Уже в точности не припомню, когда Бендит вернулся. Приехал сперва один, без жены. Потом привез Дишку. Принял дом и наследство. Дишка мебели понавозила! Я у баров наших такой не видала. А наряды ее! Один Бог знает, сколько их было и во что они ей обходились. А кольца! А серьги, браслеты! Дом реб Бэцалэла ей, вишь, не пришелся: во-первых, он старый. А кроме того, что за дом – на базаре! Поселяться среди евреев ей не хотелось. Ей нужен был дом с садом, с клумбами. Бендит и выстроил ей палац. Вот чего только им не хватало, так это детей. Я так понимаю, что Дишка себе там все-таки что-то попортила. И теперь не могла зацепить. Что-то все-таки там в Калише произошло, хотя, правду сказать, у нас поначалу она вела себя – что ты! что ты! А как уж любили друг дружку! Он ей – Дишкэлэ, она ему – Бендэлэ, воркуют, наглядеться не могут. Гулять соберутся – в обнимку. А в те времена про такое и не слыхали, но богачи! – им позволено все. А как Дишка на фортепьяне играла! – люди стояли под окнами! Она и пела красиво. И пешком – никуда. Сядет, бывало, в свой колес – и катит, как барыня. А если сегодня ей нужно, простите за выражение, в микву – кучер подвозит к самым воротам, извольте, мол, а сам потом ждет. Я один раз там ее видела. Голую. Кожа – шелк. Вся – кровь с молоком. А фигура! У нас в миквах такую не встретишь. А ее белье! А чулки с прицепками – к матькам прицепляются, извините. И была она вечно веселая, вечно шутит, хохмами сыплет. У нас в городе ее любили. Хотя подмечали: слишком о себе высокого мнения. Свысока разговаривает. Особо с богатейками нашими. Оно-то понятно, Калиш не Карцев. Она и по-русски ведь знала, и по-польски, и по-немецки. По-французски. Если прежде, до нее, Бендит одевался как принято, во все длинное, правда, зауженное в плечах, то теперь щеголял в шляпе и пиджаке. Только по праздникам и по субботам – в капоте. Бородку подстриг. Ну а что? На благотворительность они не жалели. Если помочь сироте или собрать кой-чего для бедной невесты – тут они щедрой рукой. А потом Дишка получила наследство, умер отец. Там, правда, еще были сестры и братья, но хватило, я думаю, на всех! Так и шло оно год за годом. Супругам, конечно, очень хотелось детей, но коль Бог не дает – не обрящешь.
В маленьком городишке все знают, что и когда у кого в котле закипает. Они хоть и жили от евреев отдельно, а прямо сказать – среди гойим, но что такое наш Карцев – всего с шишку! И во-вторых, у Дишки служили две девушки: еврейка и шикса. И еще у нее был свой кучер, стангрет, как она его называла. И был свой мэшорэс у Бендита, Мэндэлэ, или Макс. Вот они и рассказывали. В доме – множество комнат. Столовая комната, спальная комната, зала. Кабинет. Одна комната называлась так: будуар. В саду стояла беседка. Я забыла сказать: Дишка привезла с собой и кухарку из Калиша. Наше варево ей не годилось. Набрались манер. У Бендита – у того свой винный погреб. Там у него – тонкие вина, ликеры. Граф, да и только. Я как-то на Пурим сидела в гостях у раввина, является Мэндэлэ: шалахмонэс от Бендита. Таких лакомств я в жизни не видела: рыба лосось, сардины и фрукты – гранаты, ананасы и еще что, откуда мне знать. Дом весь наполнился благоуханиями. Понятно, они ни в чем себе не отказывали, услаждались в свое удовольствие. Сглаза и зависти не боялись: не верили. А во-вторых, они делали много добра, от кого сглаза ждать-то? И кто им станет завидовать: не могут же все бедняками быть!
