– Рохл, – говорю, – это, конечно, ягненок, но Рохл может быть и женским именем.
– Так что?
– У ягненка – шерсть, а у юной девицы – волосы.
– И что из этого?
– Если она не айлэнис, то у нее, значит, симонэ-наарэс
[29].
– Что ты несешь! Не мешай, дай разобраться…
– Погоди, – говорю, – Тойра твоя – не чай, не остынет. Йанкев действительно любил свою Рохэлэ, но, когда за него выдали Лею, он тоже не отравился. А когда Лея привела ему в наложницы Зилпэ, Рохл ей назло доставила ему Билхэ…
– В обоснование дарения Тойры.
– А как насчет царя Давида?
– А это задолго до рабби Гершома с провозглашенным хэйрэмом через отлучение!
– До отлучения, после отлучения! Мужику главное – отлучиться с бабенкой…
– Шейгец!
[30] – как завопит вдруг раввин. – Негодяй!.. Отведи, Шаддай, от меня Сатану! – И, схватившись за пейсы, в гневе отшатывается. Потом, подняв пальцами обе мочки, затыкает ими уши: не слышу! Я продолжаю говорить, а он в самом деле не слышит. С головой погружается в «Махаршо»
[31]. Всё! Хоть к стене обращайся.
Бесенок мой замечает:
– Черствый ломоть, а? Весь день завтра будет поститься, терзаться. Отдаст нищим последний грош.
– В наши дни – и такая вера?
– Тверд как скала.
– Раввинша?
– Сказано, сама благочинность.
– Дети?
– Малы.
– Может, теща?
– Давно в мире ином.
– Распри?
– Ни пол-врага.
– Да откуда же он такой тахшэс
[32]-паинька взялся?
– У евреев всего заваляется…
– Нет, я должен его дожать! У меня – задание. Справлюсь – в Одессу переведут, мне обещали.
– Это что еще?
– Рай. Ганэйдн для нашего брата. Спи себе в сутки двадцать четыре часа. Чернь греховодничает, а сам хоть бы палец о палец ударил…
– А чем все-таки день за днем заниматься?
– А с ведьмами развлекаться!
– Во-о-о… А тут – ни одной. Была одна старая сука – и та зенки смежила…
– Ну и как же обходишься?
– Известно… Старая история… Майсэ-Ойнэн…
– Это не дело! Вот что, ты мне подможешь, а я – клянусь бородой Асмодея! – вытащу тебя отсюда. Будешь у меня мэшорэсом.
– Это бы хорошо. Только надеяться не на что. Насчет этого рыжего не обольщайся…
– Ну-ну, – говорю, – не с такими справлялись…
3
Проходит неделя – дело с места не тронулось. И так муторно мне. Неделя в Тишевице – считай в Люблине месяц. Бесенок мой – паренек ничего, но как проторчишь двести лет в захолустье, попробуй не стань провинциалом! Анекдотцы рассказывает времен Ханэха и сам же, дикарь, и хохочет. Называет знакомых, а имена их, может, только в Агаде и встретишь! Историйки все – с бородой.
Пора сматываться. Но вернуться ни с чем – не шутка. У меня врагов среди этой братии хватает – затравят. Да меня, может, для того сюда и послали, чтоб я шею себе тут сломал? Наш брат, если он с родом людским не воюет, своего же угробить горазд.
Значит, так. Три главных соблазна: гордыня, блуд, деньги. В одну из сетей обязательно попадется, будь хоть трижды он цадиком! Ребчик он, конечно, упрямый, но с каким-то, видать, прицелом!
– Тишевицкий рув! – говорю. – Я не вчера, ты ведь знаешь, родился. К вам я из Люблина, там у нас дураками, как брусчаткой, мостят улицы. Благодетелями печи топят. От кабулэ-книг ломятся чердаки, а настоящего знатока, тебе равного, во всем нашем повяте, поди, не найдешь. Как же это случилось, что никто про тебя не знает? Понятно, конечно, истинный цадик – мудрец благочестный – бежит суеты… Но опять же, с другой стороны: под лежачий камень… А ведь тебе по плечу стать вождем и наставником, манэг-хадор поколения. А не каким-то – не хотелось бы вмешиваться – ребчиком в погребальном сем Тишевице… Пора о себе заявить, всем открыться! Такого, как ты, ожидают народы. Да что там – миры. Сам Мэшиех в кенципоре
[33] величайшего цадика ждет, сидит не у дел – все глаза проглядел! Извини, конечно, но скажу откровенно: держать тебя здесь – все равно что слона впрячь в телегу и возить на нем сено…
– Кто ты? Что тебе надо? – спрашивает, перепуганный. – Учиться мешаешь…
– Эйс лаасойс! – кричу. – Время действовать! Оставь свою Тойру! Это может любой – перелопачивать вприсидку Гемару.
– Кто послал тебя?
– Послали. И вот он я – здесь. Ты что ж думаешь, наверху про тебя не знают? На тебя рассчитывают, да, в самых высоких сферах! Если не ты – вэр нох?
[34] Дал Бог плечи – неси! Знаешь рифму к «венец»? «Делу конец»! Знай, что ребе Аврум Залман был Мэшиех бен-Йосеф, а тебе, всего прочего кроме, предначертана миссия Мессии бен-Довида!
[35] Закатай рукава, препояшь свои чресла! Не проспи, раскрой глаза шире! Мир погружается в мэм-тэт шаарэ-тумэ
[36], ты один – святой в этом мире, ты думай!
По всем капищам слышится плач нечестивцев, вопят, ужасаются: ребе в Тишевице уже поднимается! Князь эдемитов напустил на тебя всю ораву чертей. Сам Сатана тебя подстерегает. Асмодей под тобой яму роет. Наама и Лилис над твоей нависают постелью. Шаврири и Берири
[37] играют с тобою в прятки – ты их и не видишь, а они тебе наступают на пятки. Если б не ангелы – всякие клипэс, злобные духи давно разодрали б тебя на сплошные прорухи. Но не брошен ты, рув тишевицкий, на их произвол! Сандалфон твой путь охраняет. Сам Метатрон из ойлэм-хацахцохэс
[38] за тобой наблюдает. Все теперь на чашах весов, ты решаешь, куда очень скоро, вот-вот, во Вселенной стрелку качнет.
