– Все хорошо, – ответила она, и опять ее голос был едва слышным.
И вдруг раздался голос Лайлы, такой звонкий, что мог бы резать стекло:
– Дрю, дорогой! Тебе оставить воду?
Он закрыл глаза, почувствовал, как сердце проваливается в желудок, и приготовился к нападению.
Ему было слышно, как жена дышит на том конце провода.
– Хм. – Легкий выдох. – Она что, там, с тобой? В твоем номере?
Эндрю набрал в грудь побольше воздуха.
– У них был только один номер, Нат. Гостиница переполнена. Нам приходится делить один номер.
Щелкнув, телефон умолк.
– Твою мать, – тоскливо проговорил Эндрю.
– Что случилось? – Лайла стояла в дверях ванной в нижнем белье, скрестив руки на груди. Эндрю отвернулся.
– Тебе что, необходимо было так вопить? – сердито спросил он. – Теперь она знает, что мы с тобой делим одну комнату, и я теперь пройду все круги ада, когда снова с ней увижусь.
– Откровенно говоря, мой дорогой, мне на это наплевать, – ответила Лайла. – После того, что она мне сегодня сделала…
– Но я-то тебе ничего не сделал, Лайла? Боже мой, хоть бы вы обе не впутывали меня в это.
Он обернулся и посмотрел на нее. Она стояла все там же, в нижнем белье, привалившись к дверному косяку, с волос стекали струйки воды, подбородок был вызывающе вздернут, но в глазах было что-то похожее на раскаяние. Без одежды она была ошеломительно худой, тазовые кости выпирали над краем розовых трусиков, все ребра четко прочитывались, резко торчали ключицы. Она выглядела невозможно хрупкой, ломкой. У Эндрю возникло самое отчаянное, всепоглощающее побуждение обнять ее, он так явственно вспомнил в этот момент, каково это было, ее любить. Он закрыл глаза и отвернулся.
12 сентября 2009 г.
Электронное письмо Лайлы Джен
Моя дорогая Джен!
Я сегодня думала о тебе и буквально не могла вспомнить, когда мы в последний раз были на связи. Помню, что ты писала мне на Рождество, и я получила от тебя открытку на день рождения, так что, полагаю, точнее было бы сказать, что я не могу припомнить, когда я в последний раз тебе писала. Я плохая, очень плохая подруга. Я очень, очень плохой человек. Но, опять же, ты ведь уже это знала, правда, дорогая?
Ну, все равно, как поживаешь? У меня отвратительный период. Меня в прошлом месяце уволили с моей дерьмово оплачиваемой работы, и я теперь пытаюсь найти внештатную работу в сфере рекламы. Будь проклят этот чертов рынок. Честное слово. Почему не может быть, как в 2002 году, когда все брали в кредит кучи денег и бросали их направо и налево? Плюс к тому, мама болеет, что ужасно. Просто ужасно. Она спрашивает о тебе, она всегда тебя любила. Ты бы приехала нас навестить.
Но ты ведь не поедешь меня навещать, верно? Я тебя не виню, я, вероятно, тоже не стала бы себя навещать. Черт, была ведь какая-то причина, почему я тебе пишу, но, хоть убей, не могу вспомнить. А, вспомнила. Я слушала радио, и там передавали песню «White Lines», и я вспомнила, как Эндрю, Дэн и Конор исполняли тот дурацкий танец на том жутком благотворительном конкурсе талантов в колледже, и мы смеялись до слез. Вот что это было. Это навело меня на мысль о том, что я уже больше так не смеюсь, и я подумала, какая жалость. Я скучаю по вам, по всем вам. Даже по подлой корове Натали.
О, Джен. Сколько всего я бы сейчас сделала по-другому. Мне так жаль. Ты даже не представляешь, как я сожалею обо всем, что сделала неправильно, и о той боли, что причинила другим.
Желаю тебе много любви, надеюсь, что ты счастлива.
Ну, пока.
Лайла
Глава двадцатая
Джен медленно двигалась по дому, ведя пальцами по гладкой прохладной поверхности оштукатуренных стен на втором этаже, по шершавому камню стены на лестнице. Она поставила свечи в каждой комнате. Буря начала стихать, скрип балок на крыше стал тише, снегопад ослаб. В доме царила атмосфера странной, напряженной тишины. Натали сидела в кухне, кипя от негодования. Зак потихоньку завертывал картофелины в фольгу, чтобы приготовить в дровяной печи на тот случай, если кто-то проголодается. Дэн сидел в гостиной с бокалом вина. Он был чем-то встревожен, что было заметно с тех самых пор, как он спустился с чердака. Джен задавалась вопросом, не связано ли это с его девушкой.
– Как ты? – спросила она Дэна, садясь в кресло напротив него. Он поднял взгляд и улыбнулся ей очень грустной улыбкой, той, прежней улыбкой. Эту улыбку она помнила. – Что случилось? Что-то, связанное с Клодией?
Он покачал головой:
– Нет-нет. Ничего. Ничего… такого.
Но было очевидно, что это не так.
– Судя по твоему виду, что-то случилось. Ну же. Расскажи мне.
Чуть приподняв брови, он посмотрел прямо на нее и произнес:
– Это было давно.
Джен опустила взгляд.
– Ты тоже так думаешь? Как и Натали, ты думаешь, что я хотела вас наказать?
– Нет. Я так не думаю. Хорошо бы… – начал он и умолк.
– Я знаю, что-то тебя беспокоит. Это ведь не тот стук, правда? – Она улыбнулась ему. – Это может стучать просто дверь сарая. Я могла забыть ее закрыть.
– Нет, дело не в стуке. Хотя приятно сознавать, что это всего лишь дверь сарая. Это облегчение.
– «Она сказала, знаю, там что-то страшное в сарае».
Они пропели это вместе и начали смеяться.
Дрова в камине потрескивали и шипели; большая искра вылетела и упала на коврик. Дэн опустился на колени, чтобы ее затушить. Он очутился у ног Джен. Обхватил руками ее лодыжки.
– Я скучал по тебе, – сказал он тихо. Она наклонилась и взъерошила пальцами его коротко стриженные волосы.
– Я по тебе тоже.
– Плохо, что ты не писала.
– Плохо.
– Я кое-что нашел, – признался он. Он все так же стоял на коленях у ее ног, склонив голову.
– Кое-что нашел?
– Наверху, на чердаке. В одной из коробок. – Он порылся в переднем кармане джинсов, извлек оттуда многократно сложенный листок бумаги и протянул ей.
– О! – Она поднесла руку к губам. – О боже. Список. Твой список. Он был на чердаке?
Дэн поднял на нее взгляд.
– Я не был уверен, надо ли тебе его показывать…
– Да, да. Конечно, надо. – Она наклонилась вперед и обвила руками его шею, прижала к себе, втянула в себя его запах. От него пахло дорого, это был запах кожи. – Я совсем про него забыла. – Она читала и перечитывала, на губах ее играла улыбка. – Мы были так полны надежд! Господи, так молоды! – у нее вырвался гортанный смех. – Это было… за пару дней до отъезда, помнишь? – Дэн кивнул. – Ты сидел примерно там же, где сидишь сейчас. Мы с Коном были на старом диване, который стоял тут, у стены. Ты решил, что мы должны записать наши желания, наши цели для потомства. Ты постоянно записывал что-то для потомства, верно?
