Джен улыбнулась.
– Что ж, у нее есть о чем порассказать.
– Да, есть.
– И все мы были по-своему порочными, так ведь?
Он приблизил к ней лицо, теперь их разделял лишь дюйм или два.
– Так ли это? – произнес чей-то голос, они посмотрели вверх и увидели, что всего в нескольких футах стоит Эндрю и наблюдает за ними.
Письмо Дэна Джен, датированное 18 мая 1996 г., так и не отосланное.
Джен!
Я надеюсь, что ты чувствуешь себя лучше. Я беспокоюсь о тебе.
Я все еще о тебе беспокоюсь. Ты мне небезразлична. Это чертовски невыносимо, что я не могу больше с тобой разговаривать, одна ночь – и все кончено.
Я люблю тебя.
Я знаю, так же как и ты, что, даже если ты чувствовала то же, что и я, нам нельзя быть вместе, потому что это будет катастрофой для тебя и для меня. Я потеряю мою семью – потому что вы, друзья, являетесь для меня именно семьей, в моей жизни не было ничего более похожего на семью, чем вы. Поэтому я понимаю, что мы с тобой не можем быть вместе.
Но это меня убивает. Знаешь, что меня убивает? Это когда я смотрю на тебя, а ты не смотришь на меня в ответ, ты едва вообще меня замечаешь, отвергаешь меня.
Я люблю тебя.
Я не хочу, чтобы дело кончилось ненавистью к тебе.
Да, когда я болтал в твоем присутствии о других девушках, я пытался задеть твои чувства.
Удалось ли мне это? Задевает ли это тебя?
Ведь задевает, да?
Я люблю тебя.
Я найду кого-нибудь еще, найду обязательно.
Только перед этим я хочу услышать, как ты говоришь это, говоришь, что любила меня, даже если это длилось совсем недолго, я хочу, чтобы ты признала, что не всегда были только Джен и Конор, что однажды были также Джен и Дэн.
Я хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и сказала, что я был достаточно хорошим для того, чтобы ты меня любила.
Я люблю тебя.
Дэн
Глава сорок седьмая
В магазине в Драгиньяне Дэн заранее купил два велосипеда. Один для себя, другой – для гостей. И не какие-нибудь подержанные. Дорогие велосипеды. Эндрю нашел эту экстравагантность излишней, даже слегка раздражающей, по нему, это выглядело выпендрежем.
– Гостевой велосипед? – сказал он Натали. – Это нелепо.
– Не знаю, – пожала она плечами. – У него уйма денег, почему бы ему их не тратить? В любом случае ты любишь кататься на велосипеде. Теперь ты можешь этим заняться.
Через несколько дней после вечеринки Дэн предложил Эндрю поехать на велосипедах в Вильфранш.
– По телевизору будет матч по регби. Франция против Англии. Мы можем посмотреть его и попить пива, оставим девушек справляться самостоятельно некоторое время.
– Ты же не любишь спорт, – заметил Эндрю. – Ты никогда не любил спорт.
– Я могу смотреть регби за пивом, Эндрю. Спорт любишь ты, и это главное. Я подумал, что мы могли бы спуститься вниз и немного оттянуться.
Эндрю не мог понять, почему его раздражает явное старание Дэна делать то, что будет приятно ему, Эндрю, но это было так. Складывалось впечатление, что он слишком усердно старается быть жизнерадостным, панибратским, свойским парнем, это производило впечатление фальши. Это и было фальшью. Дэн никогда не был таким. Дэн не любил регби. Он любил художественные галереи и японские фильмы. Тем не менее Эндрю мог по крайней мере быть доволен, что тот вид развлечений, который предлагает Дэн, не требует разговоров. У Эндрю не было настроения разговаривать. В сущности, он не мог припомнить, когда в последний раз ему хотелось поговорить.
Они отправились примерно в полдень, в одну из знойных суббот, легко скатились с горы и мгновенно прибыли в деревенский бар. Пока они попивали пиво, Эндрю прикинул, что обратная поездка – вверх по горе, в разгар дневной жары, с пивом в животе – будет потяжелее. Дэн был весьма подтянут; пожалуй, он весил ненамного больше, чем в двадцать три года, ему, вероятно, это не составит труда. Эндрю вдруг понял, что задается подленьким вопросом, не в этом ли все дело. Не потому ли Дэн купил велосипеды и предложил посмотреть матч? Он заметил, что Зак приглашен не был. Зак без труда бы расправился с подъемом в гору. Зак без труда бы расправился с горными этапами «Тур де Франс». Эндрю не мог отделаться от чувства, что Дэн что-то старается ему сказать, более подтянутый, более богатый хозяин дома. И не просто какого-то дома, а Французского дома.
Они сидели на террасе; владелец бара повесил на одном ее конце плазменный экран.
– Ты не думаешь завести такую же штуку в доме? – спросил Эндрю.
– Какую? Плазму? Может быть, в амбаре. Только не в самом доме. Понимаешь, я хочу сохранить дом таким, какой он есть, таким, каким я его помню. Каким мы все его помним.
– Таким, каким планировал его Конор? – сказал Эндрю, и это прозвучало глумливой насмешкой, он сам не понимал почему. Дэн посмотрел на него с недоумением.
– Да, думаю, так. Я просто хочу, чтобы он был… Французским домом. Прелестным, старым, деревенским, пахнущим розмарином. Удобным.
– Славное место для семьи.
Дэн натянуто засмеялся.
– Ну, не уверен, что смогу обеспечить этому дому семью… Мой послужной список в этом отношении… сам знаешь. С родичами у меня плохо.
– Да уж.
Эндрю знал, что ведет себя не по-доброму, но в нем нарастал гнев, и не только с того момента, как он увидел Дэна и Джен почти целующимися на вечеринке. Это началось раньше, когда Дэн купил дом. Он тысячу раз прокручивал это у себя в голове и не мог постичь: почему Французский дом? Почему не Ривьера, что было бы гораздо больше в духе Дэна? Почему не какое-то место, где он мог бы заниматься серфингом или выходить в город, встречаться с девушками? Почему? Он продолжал возвращаться к одной и той же мысли – о Джен, и к гораздо более старому гневу, который уходил корнями в тот дурацкий фильм, в котором (вымысел, как же!) Дэн в итоге получал девушку Конора.
Вот почему он купил дом. Это был кусок Джен. Дом привязывал его к Джен.
Матч начался, но Эндрю не испытывал большого интереса. Он заказал еще два пива, откинулся на стуле, ощущая горячее солнце на руках и шее. Он закрыл глаза; было слишком ярко даже в солнечных очках, от зноя у него начинала болеть голова.
– Все нормально, дружище? – спросил его Дэн.
Заслонив глаза от солнца, Эндрю посмотрел на Дэна, который широко и примирительно ему улыбался. Умиротворяюще. Эндрю почувствовал, что он все больше выходит из себя.
– Скажи мне кое-что, – сказал он. – Почему ты его купил?
