– А тут ей решать, не мне.
Хлопнула входная дверь, послышались быстрые шаги, и в гостиную вошел Андрей. Он не выглядел взволнованным, но видно было, что шел быстро.
– Федор Тимофеевич, я ваш сын, – сказал он с порога. – Думаю, вы вправе это знать.
Семен расхохотался, глядя на ошеломленное Федорово лицо.
– Наконец-то! А то ходим все вокруг да около, – сказал он. – Хуже детей малых.
– Мой… сын?.. – глупейшим образом повторил Федор.
И вопрос этот, и растерянность так не шли к нему, что даже Вера улыбнулась, хотя и сама была взволнована.
– Да, – кивнул Андрей. – Мама не говорила мне об этом. И ей страшно стыдно теперь за это перед вами. Именно поэтому она держится с вами так отстраненно. Других причин нет.
Федор уже шел к двери. Стремительно проходя мимо Андрея, он быстро обнял его и сказал:
– Потом поговорим. Спасибо тебе!
Хлопнула дверь гостиной. А входную дверь он за собой и не захлопнул, наверное.
Глава 13
Андрей вынес чемодан из подъезда и поставил на тротуар. Николь вышла следом. Раньше она не позволяла ему носить ее чемоданы, и удивительно, что не возразила, когда он сделал это сегодня, придя ее проводить. Впрочем, он не был удивлен – ему было понятно ее состояние. И упрек в том, что оно у нее теперь такое, он мог предъявлять только себе.
– Ты мог бы поехать со мной, – сказала Николь.
– Но ведь ты едешь в командировку, – ответил он.
– Ты не был в Австралии, тебе могло бы быть интересно.
– В следующем году я читаю два новых курса. Мне пора готовиться.
– Дело только в этом?
Она смотрела чуть исподлобья. Ее взгляд просвечивал, как рентген. Андрей отвел глаза.
Она не была его студенткой, но несколько раз приходила к нему на семинар по русской истории, и он запомнил ее. И когда через три года после окончания университета она встретилась ему в библиотеке Сорбонны – пришла туда, чтобы подобрать материалы для статьи, – он сразу узнал ее. Стали встречаться. Возникло взаимное влечение, и отношения вскоре сделались близкими. Решили пожениться, потому что чувствовали себя вдвоем легко и приятно. Он думал, что влюблен. Да, сейчас он уже понимал, что лишь думал так. Но что теперь делать, понять еще не мог. Если бы он изменил ей, объясниться было бы проще. Впрочем, то, что с ним произошло… Нет, не хуже, чем измена, но гораздо значительнее.
– Сообщи мне, как долетишь в Сидней, – сказал Андрей.
– Тебе действительно интересно, как я долечу? – усмехнулась она. И, не дождавшись ответа, сказала: – Ты переменился ко мне. И напрасно пытаешься это скрыть.
Николь отвернулась, сдерживая слезы. Андрей молчал. Она права – зря он пытается скрыть от нее перемену. Это с его стороны бесчестно и малодушно.
У подъезда остановилось такси.
– Уйди, пожалуйста, – сказала Николь.
– Я посажу тебя в такси.
– Уйди же! – воскликнула она.
Шофер поставил чемодан в багажник, Николь села, и машина отъехала от тротуара. Когда она уже сворачивала за угол, боковое окно открылось и Николь крикнула:
– Если ты решишь, что мы по-прежнему вместе, то прилетишь ко мне в Сидней!
Эти слова звучали у него в ушах все время, пока он шел к своему дому. Она права – дело только в его решении.
Он обошел женщину, которая стояла возле его подъезда и разговаривала с консьержкой, и хотел войти, но заметил, что перед женщиной стоит инвалидное кресло, и машинально спросил:
– Вам помочь?
– Месье Ангелов, эта дама к вам, – сказала консьержка.
Она ушла в подъезд, а Андрей спросил женщину, не слишком молодую и довольно некрасивую:
– Чем могу быть вам полезен, мадам?
– Я говорю по-русски, – ответила та. – Фамилия моего отца – Смирнов. Он был знаком с вашей родственницей Верой Ангеловой.
Она повернула инвалидное кресло, и Андрей увидел, что в нем никто не сидит, а лежит поверх подлокотников большой ящик.
– Мне пришлось использовать его кресло. Я не могла доставить этот большой ящик на моих руках, – сказала дочь Смирнова.
По-русски она говорила хоть и понятно, но с сильным немецким акцентом и с немецкими оборотами речи.
– Извините, я не совсем понимаю… – начал было Андрей.
– В ящике находятся иконы из коллекции моего отца, – прервала она. – Отец умер. Я хочу отдать эти иконы вам.
– Что значит отдать мне? – удивился он. – Ваш отец завещал их мне? Извините, но я понятия не имею, кто он!
Дочь Смирнова покачала головой.
– Он ничего не успел завещать. Он умер внезапно. В последнее время слишком много пил алкоголь. Ему стало плохо, когда он сидел в парке. – Она вздрогнула от неприятного воспоминания. – Он был один и захлебнулся своими рвотными массами.
– Соболезную вам, – сказал Андрей. – Но все-таки не понимаю, почему вы решили передать вещи вашего отца именно мне.
– Незадолго до своей страшной смерти он сказал мне, что отнял эти иконы у вашей семьи. Он был уверен, что именно от этого получил несчастье стать паралитик. Он был пьян, когда это сказал. Но я думаю, это правда. Если хотите, можете оставить этот ящик на улице. Но я имела долг отдать его вам.
Произнеся все это своим размеренным тоном, она неторопливо пошла прочь, оставив инвалидное кресло рядом с изумленным Андреем, но вдруг обернулась и сказала:
– Если вы вернете их туда, где взял мой отец, может быть, господь помилует на том свете его душу.
Прошла уже неделя, а они проводили каждую ночь в разговорах. Днем казалось невозможным пересказать то, что составляло целую жизнь, а ночами это получалось как-то само собою.
– Лида, родная, что вышло, то уж вышло – не переделаешь. Но не совсем же мы еще старые. Сколько отпущено, столько друг другу и порадуемся.
Свет в комнате был выключен, но Лида видела Федора яснее ясного, и не от того, что луна заглядывала в окно флигеля, а совсем от других причин.
Он сидел на краю кровати, держал ее руку в обеих своих руках и осторожно покачивал, как ребенка.
– Ты правда этому рад? – спросила она.
– Почему мне не веришь? – укоризненно произнес он.
– Потому что виновата перед тобой… Может быть, даже больше, чем перед нашим сыном.
– Хороший он. Сразу видно.
– Но вырос без тебя. Из-за того, что я отдалась умозрительной логике и мгновенному отчаянию… Что я натворила с нашими жизнями, Федя? – чуть слышно произнесла она.
– Ну все, Лидушка, хватит пеплом голову посыпать. Надо жить. – Его улыбка просияла ей в темноте. – Что было, то было. А теперь зато какой мне подарок! И ты, и сын у нас…
