И хотя он не смог помешать Сталину обратить большую часть Восточной Европы и Балканы в советские сателлиты, ему все же удалось выхватить один уголек из пламени – это была Греция. Вопреки увещеваниям, Черчилль использовал британские подразделения в гражданской войне между повстанцами-коммунистами и силами, лояльными престолу. Политическая ситуация в Греции были чрезвычайно сложной, и нелегко было определить, кого из лоялистов имеет смысл поддерживать. Наконец, Черчилль отдал предпочтение республиканцу и антикоммунисту генералу Николаосу Пластирасу. Он шутил: «Реальность такова, что мы должны оказать помощь заднице Пластера. Остается надеяться, что ноги у него не глиняные».
Кроме того, Черчилль спас Персию, заключив крайне выгодное соглашение с Россией, которое давало возможность Британии свести к минимуму влияние русских. Он крепко держался за Персидский залив и его нефтяные месторождения. Разумеется, сохранив Грецию, он дал возможность Турции остаться вне зоны влияния СССР. Более того, избрав лучшего из генералов и обеспечив ему силовую поддержку, Черчилль внес огромный вклад в победу на Дальнем Востоке. Фельдмаршал Уильям Слим был лучшим – после Монтгомери – британским генералом Второй Мировой. Его Четырнадцатую армию часто называли «Забытой армией» в противоположность знаменитой Восьмой армии Монтгомери, однако Черчилль о ней не забыл. При его поддержке эта армия осуществила сложнейшую и искусную военную операцию в Бирме, завершившуюся полной победой. Отныне утерянный после катастрофы в Сингапуре престиж Британии в этом регионе был восстановлен. Затем за четыре года Британия смогла вернуть себе Сингапур, Малайзию и Гонконг. Конечно, «реставрация» Британской империи на Ближнем и Дальнем Востоке и в Южной Азии была временной. И, тем не менее, не одно поколение британцев пожинало плоды экономической стабильности, обеспеченной инвестициями в нефть Персидского залива, каучук и олово Малайзии, а также прибылью от торговли в Гонконге. И все это – благодаря энергии, дальновидности и политическому чутью Черчилля.
Ближе к концу войны, в первые месяцы 1945 года, Черчилль заметно успокоился. Он стал менее агрессивным. Его вполне удовлетворяло быстрое продвижение британцев в Греции. А разрушения отныне приводили его в расстройство. Он велел Харрису не усердствовать с бомбовыми налетами на немецкие города, даже притом что они являлись «стратегически важными объектами». «В противном случае, – говорил он, – что же останется между снежными равнинами России и белыми вершинами Дувра?» Большую часть своей энергии и воображения он тратил на попытки вынудить больного Рузвельта быть благоразумнее. «Ни один любовник не изучал столь дотошно каждый каприз своей любовницы, как я прихоти президента Рузвельта». Но смерть Рузвельта он пережил болезненно, хотя ему и стало полегче, особенно когда явился Гарри Трумен, четкий, решительный, более осведомленный в вопросах стратегии и более сговорчивый.
Когда Черчилль утомлялся, он любил поговорить, часто острил. Он отказывался читать свою почту. 26 апреля Колвилл заметил: «Его бумаги находятся в ужасном состоянии. Он работает мало, но говорит много, так уже было… пока греки не привели его в чувство». Практичный и немногословный Клемент Эттли, вице-премьер от лейбористов, написал ему сердитое послание, полное жалоб. В результате Эттли сделался любимым объектом его насмешек: «Он, в самом деле, скромный человек. Однако у него столько причин для скромности!», «Пустое такси подъехало к зданию Палаты общин, и из него вышел мистер Эттли». Подчас эти шутки были злыми и беспощадными: «Эттлир Гиттли». Один из членов команды Эттли любил насвистывать, чем приводил Черчилля в бешенство. На тот момент это вполне объяснимо: Гитлер был известным мастером художественного свиста, он мог от начала и до конца насвистеть свою любимую оперетту «Веселая вдова». До 1914 года художественный свист был очень популярен в Вене: признанными мастерами были Густав Малер и Людвиг Витгенштейн.
Несмотря на общую усталость, Черчилль приветствовал капитуляцию Германии соответствующими случаю риторикой и шампанским. Он откупорил бутылку своего любимого винтажного «Пол Роже» 1928 года. Самоубийство Гитлера он воспринял с облегчением. Его не радовала перспектива повесить его. Как заметил Бивербрук: «Он никогда не был мстительным». Черчилль любил повторять: «На войне – решимость. В поражении – борьба. В победе – великодушие. В мире – милосердие». Великодушие было в его характере, он был жизнелюбивый старик (в конце войны ему исполнилось семьдесят). Лорд Лонгфорд, британский министр по делам послевоенной Германии, выказывал заметное сочувствие немцам. Черчилль подошел к нему на приеме в саду Букингемского дворца и медленно произнес: «Я рад, что нашелся человек, сопереживающий страданиям немцев».
Черчилль хотел сохранить правительственную коалицию до капитуляции Японии. Однако лейбористы отказались. В итоге он сформировал правительство тори, распустил Парламент (проработавший десять лет) и с облегчением объявил начало избирательной кампании. Он вел эту кампанию жестко, возможно даже, слишком жестко. Все находили, что он слишком крут и что его антилейбористские выступления, инспирированные, по слухам, лордом Бивербруком, причинили больше вреда консерваторам. Ничто не могло быть столь далеко от правды. Никто в те дни не обращал внимания на опросы общественного мнения. Гэллап предсказал победу лейбористов со значительным перевесом в 10%. Черчилль оказался прав. В конце концов, если бы к нему прислушивались и в 1930-е годы, войны можно было бы избежать. Между тем, лейбористы противостояли программе перевооружения Британии до самого момента объявления войны. Эттли сам заявлял в Палате общин 21 декабря 1933 года: «Мы категорически против всего, что связано с вооружениями». И Черчилль был прав, когда напомнил об этом избирателям. В его критике лейбористов не было ничего личного. Прежде чем министры-лейбористы покинули его кабинет, он устроил для них прием и произнес тост в их честь. Со слезами на глазах он сказал: «Луч истории всегда будет сиять на ваших шлемах». Есть основания полагать, что выступления Черчилля сократили преимущество лейбористов до 8,5%. Между голосованием и объявлением результатов был предусмотрен временной промежуток – для подсчета голосов избирателей за пределами страны. Мало кто голосовал против Черчилля. Люди голосовали против консерваторов, вернее против высшего общества, против офицеров, говоривших с высокомерным акцентом, носивших кавалеристские бриджи и пивших портвейн после обеда. Результаты должны были объявить 26 июля. В ночь перед этим Черчилль записал, что не может уснуть, предчувствуя катастрофу и ощущая «острый приступ боли, почти физической». На следующий день стало известно, что лейбористы выиграли около 400 мест, консерваторы сократили свое присутствие до 210 мест и Черчилль более не у дел. Вот как он говорил об этом:
В ночь на 10 мая 1940 года, когда началась великая битва за Британию, я получил высшую власть в стране – и с этого момента в течение пяти лет и трех месяцев войны я нес ответственность за эту страну до тех пор, пока все наши враги не капитулировали – безоговорочно или с оговорками. Когда же это произошло, я немедленно был отстранен от дел британскими избирателями.
Миссис Черчилль прокомментировала: «Возможно, это скрытое благословение». На что Черчилль ответил: «Мне кажется, что оно слишком хорошо скрыто».
