Если прежде лютеровские идеи проникали в Англию лишь подпольно, распространяясь преимущественно в бюргерской среде, то теперь они неожиданно быстро захватили элиту общества — самого монарха, его министров, двор, многих аристократов и дворян, в чье быстрое духовное перерождение поверить труднее, чем в их политический нюх. Королевская прореформационная партия быстро набирала силу.
Для Анны Болейн и ее сторонников, симпатизировавших делу Реформации, пришло время действовать. Умная интриганка, она сделала все, чтобы направить гнев Генриха против кардинала Уолси, провалившего переговоры с папой и не добившегося желаемого результата в деле о разводе. Звезда некогда всесильного министра закатилась, и он доживал недолгие отведенные ему судьбой месяцы в опале. На смену Уолси пришли новые люди, такие как Томас Кромвель, новый министр, поддерживаемый Анной и готовый выполнить любую волю своего короля. Он привел за собой будущего архиепископа Кентерберийского Томаса Кранмера, который занялся теоретическим обоснованием правомерности развода с Екатериной Арагонской, а параллельно с этим — и разработкой тезиса о короле Англии как главе национальной церкви.
Кромвель взялся за парламент и за несколько лет, подстегивая нерешительных, заменяя неуступчивых своими креатурами, выжал из палаты общин «инициативы» об отказе от уплаты аннатов
[2] Риму и о запрете апеллировать к папе в судебных делах. В Англии началась Реформация. В 1534 году был принят «Акт о супрематии», провозгласивший короля Генриха «верховным главой церкви Англии» и ее протектором. Отныне власть папы упразднялась в пределах его королевства, а все присущие ей «титулы, почести, достоинства, привилегии, юрисдикция и доходы» переходили к торжествующему коронованному толстяку Генриху. За этим последовала изумившая всех череда деяний властного государя, именовавшего теперь свою корону «имперской», — разгон монастырей, погромы в церквах, обезглавливание статуй, осквернение икон и мощей святых и конфискация церковного имущества. То, что не переварила казна, было брошено на свободный рынок, и страну залихорадило. Придворные аристократы получали монастырские земли за преданность, лондонские толстосумы — за большие деньги, в стенах поруганных монастырей водворялись ткацкие станки и начинали работать суконные мануфактуры.
Страна раскололась. Два лагеря противостояли друг другу: в одном были те, кто творил это, и те, кто, симпатизируя лютеровским идеям, снисходительно смотрел на грабеж, в другом — правоверные католики, которые не могли смириться с государственным насилием над верой их отцов. Остальным было безразлично. Последние, как всегда, оказались в большинстве.
Яростно самоутверждаясь в новой роли, Генрих рубил головы не только безмолвным статуям святых, привычных к мученичеству, но и тем, кто осмеливался возвысить свой голос против религиозных нововведений. Среди отказавшихся присягнуть ему как главе церкви оказались двое почтенных ученых и государственных деятелей — канцлер Томас Мор и епископ Рочестерский Фишер; оба пользовались европейской известностью и авторитетом в кругах гуманистов. Однако чем заметнее была фигура, тем большее значение Генрих придавал ее подчинению новой политической линии. Не дождавшись от своих оппонентов покорности, он послал обоих на эшафот; Мора не спасла его слава ученого и писателя, а Фишера — кардинальская шапка, спешно присланная папой из Рима. Список католических мучеников за веру пополнился, и это было грозным предупреждением всем: король не собирался шутить, если речь шла о его авторитете. Он один, своей волей, сделал выбор за всю страну, определив ей протестантское вероисповедание. То, что началось как семейная проблема Генриха, обернулось слишком серьезными последствиями для миллионов его подданных.
В начале 1533 года Анна Болейн объявила королю, что носит под сердцем его дитя — их будущего сына и наследника английского престола. Чтобы ребенок считался законнорожденным, требовалось немедленно поставить точку в деле о разводе. 25 января 1533 года Генрих VIII и Анна Болейн тайно сочетались браком (к этому времени король окончательно уверовал в то, что его брак с Екатериной Арагонской не имел законной силы), а весной архиепископ Кранмер наконец официально провозгласил его союз с испанкой недействительным. Несмотря на все протесты Испании и к неудовольствию многих благочестивых католиков, 1 июня 1533 года состоялась торжественная коронация Анны Болейн в Вестминстерском соборе. Пробил час ее триумфа и как женщины, и как политика, сумевшего навязать свою волю Генриху и тем самым одержать верх над враждебными придворными группировками, над Уолси, над папой римским, над императором и, наконец, над самим королем Англии.
Итак, она добилась короны, но, чтобы удержать ее, Анне не меньше, а может быть, даже больше, чем Генриху, был необходим сын. Произведя на свет девочку, честолюбивая королева испытала жесточайшее разочарование. Зная нрав Генриха, ее недоброжелатели торжествовали, предсказывая ей скорое падение. Однако Анна Болейн сумела сохранить свое влияние на короля, убедив его, что в следующий раз у них непременно родится сын.
Новорожденную же нарекли Елизаветой и окрестили 10 сентября 1533 года в церкви монахов-францисканцев в Гринвиче. Церемония была проведена с приличествующей случаю помпезностью. Из лондонского Сити по Темзе на двух празднично украшенных баржах прибыли мэр Лондона, члены городского совета в полном составе и сорок наиболее уважаемых граждан; все в парадных одеждах и с огромными по моде того времени воротниками. Наблюдательный современник оставил подробный отчет о ходе церемонии: «Все стены по пути от королевского дворца к церкви францисканцев были увешаны шпалерами. Церковь тоже была украшена ими. Посередине церкви на трех ступенях возвышалась покрытая прекрасной материей серебряная купель, ее окружали джентльмены в фартуках и с полотенцами на шеях, следившие, чтобы ни соринки не попало в нее. Над купелью висел малиновый атласный балдахин с золотой бахромой, вокруг которого шел поручень, обтянутый красным сукном. Между хорами и главным нефом в жаровне горел огонь и было отгорожено место, чтобы там можно было подготовить ребенка. Когда дитя принесли в зал, все выступили вперед: горожане Лондона — пара за парой, потом джентльмены, сквайры и капелланы, олдермены, мэр, члены королевского совета, певчие в ризах, бароны, епископы, графы, граф Эссекс, который нес золотые сосуды, маркиз Эксетер со свечой из чистого воска. Маркиз Дорсет нес соль, леди Мэри Норфолк — крестильную сорочку, украшенную жемчугами и камнями. Далее следовали герольды. Старая герцогиня Норфолкская несла ребенка в мантии из пурпурного бархата с длинным шлейфом, который поддерживали граф Уилтшир, графиня Кентская и граф Дерби. Герцоги Саффолк и Норфолк сопровождали герцогиню с обеих сторон. Балдахин над ребенком несли лорды Рочфорд, Хасси, Уильям Ховард и Томас Ховард-старший. Затем следовали леди и благородные дамы. Епископ Лондонский и другие епископы и аббаты встретили дитя у дверей церкви и окрестили его. Архиепископ Кентерберийский был крестным отцом, а старые герцогиня Норфолкская и маркиза Дорсет — крестными матерями. Когда это совершилось, церемониймейстер ордена Подвязки громким голосом призвал Господа послать ей многие лета. Архиепископ Кентерберийский произвел конфирмацию, и при этом маркиза Эксетер была крестной матерью. Потом затрубили трубы и были принесены дары… При выходе их несли впереди ребенка к покоям королевы сэр Джон Дадли, лорд Томас Ховард-младший, лорд Фитцуотер и граф Вустер. По дороге по одну сторону стояли гвардейцы и королевские слуги, держа 500 факелов, и еще множество светильников джентльмены несли позади ребенка. Мэра и олдерменов поблагодарили от имени короля герцоги Норфолк и Саффолк, и после угощения в погребах они отправились обратно на свою баржу». Так при свете факелов, среди полыхающего пурпура состоялось первое явление Елизаветы ее народу.
