- Да-да, непременно, - заспешил я, пытаясь собраться с мыслями, - пожалуйста, скажите Харузеку, что меня очень беспокоит здоровье Мириам... Пусть он зайдет к ее отцу, архивариусу Гиллелю, и передаст ему это. Господин Гиллель ни на миг не дол жен терять ее из поля зрения. Венцель, вы запомнили это имя - Гиллель?
- Гиррэль?
- Нет, Гиллель.
- Гиллэр?
- Да нет же, Гиллель.
Венцель едва не сломал себе язык, прежде чем, скорчив отчаянную гримасу, сумел наконец выговорить это заковыристое для чеха имя.
- И еще: пусть господин Харузек... скажете, я очень прошу его об этом... по мере своих возможностей позаботится об одной высокопоставленной особе... Видите ли, я имею в виду ту знатную даму, которая... Ну в общем, он знает, о ком идет речь...
- Ха, кто ж ее не знает?! Это та шикарная шмара, что наставляла своему муженьку рога с этим немцем... ну как его?., с дох-туром Саполи... Так ее и след давно простыл: она развелась и укатила невесть куда вместе со своим пащенком и Саполи.
- Вы это наверное знаете? - Мой голос невольно дрогнул. Как ни велика была моя радость за Ангелину, обретшую наконец
свое счастье, а сердце все равно болезненно сжалось у меня в груди: ночей из-за нее не спал - и вот, пожалуйста, забыт и брошен...
Быть может, она в самом деле решила, что я убийца?
Горечь удушливым комком подступила к горлу.
Бродяга с какой-то особой, свойственной всем отверженным чуткостью, странным образом мгновенно пробуждающейся в их огрубевших душах, лишь только дело коснется такой деликатной материи, как любовь, казалось, угадал, что творилось у меня на сердце, так как сразу смущенно отвел глаза и промолчал, будто и не слышал моего вопроса.
- Возможно, вам также известно, как обстоят дела у дочери господина Гиллеля, фрейлейн Мириам? Вы знаете ее? - выдавил я из себя, превозмогая ноющую боль.
- Мириам? Мириам? - Венцель наморщил лоб, пытаясь вспомнить. - Мириам? Уж не та ли это смазливая шалава, что по ночам обивает пороги у «Лойзичека»?
Я, как ни скверно мне было, улыбнулся:
- Нет, определенно не та.
- Тогда без понятия, - сухо обронил бродяга.
Мы немного помолчали.
«Ничего, - подумал я, - возможно, в письме Харузека есть какие-нибудь сведения и о ней».
- Ну а про этого старого барыгу Вассертрума вам еще никто не стукнул? - внезапно спросил Венцель. - Так вот, его скаредную душу прибрал наконец дьявол...
Я вздрогнул и уже не сводил с Венцеля глаз, жадно ловя каждое его слово.
- Да, да, дьявол... Прямо сюда всадил свое жало, - бродяга ткнул пальцем себе в горло. - А все одно, скажу я вам, плохо сработано, не в ту руку вложил Сатана свое жало: сразу видать, ка кой-то зеленый фраер мочил штрика
[112] - уж больно много крови по стенам расплескал. В лавку-то в его кто первый просклизнул? Натурально, Венцель-на-все-руки, кто ж еще! Легавые еще только дверь приладились ломать, а я уж тут как тут. В подвале тьма хоть глаз коли, и жид этот - сидит в каком-то старом кресле, грудь в крови, а шнифты как стеклянные... Кровищи кругом - море разливанное. Ну вы меня знаете - ломом подпоясанный
[113], а только и у меня при виде той бойни башка кругом пошла... Чую, сам не свой, ноги не держат, внутри муторно - ну, я к стене прислонился и говорю это себе: Венцель, да что с тобой, какая муха тебя уку сила, эка невидаль - дохлый жид... Ну и кавардак этот... в лавке все вверх дном - понятное дело: кто-то грабанул старого скеса, а после засадил ему напильник аккурат в самый кадык, да так, что острие прошло наскрозь и торчало со стороны затылка...
«Напильник! Напильник! - Я оцепенел от ужаса, пронзившего меня с головы до пят. - Напильник! Так значит, это страшное жало, заряженное моей черной волей, все же настигло человека с заячьей губой, исполнив свою зловещую миссию!»
- Потом-то я смекнул, чьих это рук дело, - понизив голос, продолжал бродяга. - Щербатый Лойза, больше некому - кто еще позарится на такой марцифаль...
[114] Шонька
[115] сопливый, а туда
же - на мокрое пошел! И сгорел бы, когда б не Венцель-на-все-руки - я сразу, как только огляделся в подвале, заприметил на полу перо
[116] этого шкета и мигом спроворил его к себе в ширман
[117], чтоб легавые, когда шмонать будут лавку, не надыбали его. Да и как этот молокосос в подвал просочился, я знаю... Ход там подземный есть... - Он вдруг резко прервать свою речь, настороженно прислушался и, бросившись на нары, задал такого храпака, что его, наверное, и во дворе было слышно.
И тут же загремели засовы на дверях, вошел надзиратель и, окинув меня подозрительным взглядом, принялся расталкивать моего продувного сокамерника, который знай себе храпел, как будто месяц не спал.
Я же, спрятав на груди заветный листок, извлеченный из башмака бродяги, безучастно взирал на отчаянные попытки «цирика» разбудить Венцеля-на-все-руки; наконец, после многочисленных тычков в ребра, тот продрал свои очеса, зевая уселся на нарах и, нехотя повинуясь взбешенному конвоиру, неверными шагами еще не проснувшегося человека вышел вон...
Сгорая от нетерпения, я дрожащими руками развернул письмо Харузека и впился глазами в нервно скачущие строки.
«12 мая.
Мой дорогой, безвинно пострадавший друг и покровитель!
Неделю за неделей ждал я, что Вас наконец освободят - но видно, напрасно, какие только шаги ни предпринимались мной, чтобы собрать доказательства Вашей полной непричастности к инкриминируемому Вам делу, - никаких документов, способных убедить следствие в Вашей невиновности, мне обнаружить не удалось.
Я неоднократно обращался к следователю с просьбой ускорить производство по Вашему делу, но всякий раз получал один и тот же шаблонный ответ: он бы рад, но, увы, ничего нельзя поделать - подобного рода вопросы находятся в ведении государственной прокуратуры, и никто не вправе оспаривать решения сей высокой инстанции.
В общем, обычные чиновничьи отговорки!
Но не все потеряно, мой друг, час тому назад мне удалось выяснить кое-что такое, что вселяет в меня уверенность в дальнейшем успехе: я узнал, что Яромир продал Вассертруму золотые карманные часы, которые он нашел сразу после ареста своего брата Лойзы в его постели.
В «Лойзичеке», куда, как Вам, наверное, известно, частенько захаживают агенты сыскной полиции, прошел слух, будто бы часы Цотманна - факт смерти сего бесследно пропавшего господина все еще не установлен, ибо тело его так до сих пор и не обнаружено, - нашли при обыске в Вашей квартире, они-то и являются главным corpus delicti
[118] против Вас.
