Я делаю глубокий вдох.
– Я умру.
– Ох-х… – отвечает она, раскрыв от удивления глаза.
– В смысле… когда-нибудь, – добавляю я.
Ее глаза сужаются.
– Ах, ну да. То есть все в порядке?
– Это не нормально. Я умираю. Вы умираете. МЫ ВСЕ УМИРАЕМ.
Она кладет ногу на ногу.
– Это естественная стадия жизни.
– Умирать? Нет. Смерть – это прямая противоположность жизни. – Я скрещиваю руки на груди. – Разве вы не врач? Потому что, как мне кажется, вам это должно быть известно.
– Нет, – отвечает она. – Я имею в виду, что размышления о собственной смертности – это естественная стадия жизни.
– Я не могу верить тому, что вы сейчас говорите. Вы только что узнали, что умираете, и у вас, очевидно, шок.
Она поднимает бровь.
– Я уже знала, что умираю.
– Боже мой, я так сожалею!
– Нет, – ответила она. – Я не умираю прямо сейчас. Я умираю так же, как и все остальные. Это называется «стареть». И это хорошо. Каждый день – это еще одна возможность наслаждаться жизнью.
– Это также еще одна возможность быть похищенной серийным убийцей, – возражаю я. – Или оказаться на дне колодца. Или и то, и другое. Скорее всего, именно туда серийные убийцы и сбрасывают своих жертв. Наверное, именно поэтому мы больше не пользуемся колодцами.
– Хм-м-м… – отвечает она рассеянно, записывая что-то в свой блокнот. – А что насчет колодцев, исполняющих желания?
– Знаете, мне всегда казалось, что желания исполняют мертвые девочки на дне колодца. И именно поэтому мои желания никогда не сбывались. Потому что мертвые девочки не могут исполнять желания.
– Кхм.
– Знаете, – говорю я. – Вы слишком много молчите, и у меня складывается впечатление, что вы меня осуждаете.
Она кладет свою ручку.
– Ладно. Ваша боязнь смерти – это что-то настоящее, что нам следует обсудить или?..
– На самом деле, нет. Я просто пытаюсь поддержать разговор. Мне кажется весьма странным то, что я вам плачу, чтобы вы со мной разговаривали, и мне все равно приходится придумывать темы для разговора.
Она делает паузу.
– Вы хотите, чтобы я завязала разговор?
– Я просто хотела сказать, что вы могли бы стараться немного получше.
– Такое ощущение, что сегодня вы настроены занять оборонительную позицию. Что с вами происходит? – спрашивает она.
– Ладно. – Я снова делаю глубокий вдох. – Всю дорогу сюда я размышляла, о чем мне хочется поговорить сегодня, но в этот раз со мной все в полном порядке, и теперь я не знаю, как мне вас развлекать оставшиеся сорок минут.
Она глянула на часы.
– На самом деле, тридцать минут.
– Ну да. Кстати, мне всегда хотелось спросить… почему часовой сеанс психотерапии длится всего пятьдесят минут? По-моему, это какая-то херня. Что, если бы я попыталась заплатить вам пятидолларовой банкнотой и сказала, что на самом деле это такая «шестидолларовая банкнота для психотерапии»? Такого не встретишь нигде, кроме как на сеансах психотерапии, и мне кажется, что вы просто знаете, что имеете дело с сумасшедшими, и поэтому уверены, что вам это сойдет с рук.
Она наклоняет голову набок.
– Вы действительно хотите об этом поговорить или снова занимаете оборонительную позицию?
– Я занимаю оборонительную позицию, – вздыхаю я. – Черт, а вы хороши.
– Ага, – кивает она. – Это моя работа. Так вы хотите о чем-нибудь со мной поговорить?
– Есть кое-что. Каждый раз, когда я захожу в общественный туалет, я делаю это осторожно и осмотрительно, потому что мне всегда кажется, что в одной из кабинок будет лежать труп. Каждый раз.
– Почему вам так кажется?
– Без понятия. Я почти никогда не находила трупы, зато встречала массу потенциальных трупов. Я имею в виду все эти черные мешки для мусора, что обычно валяются на обочине. Мне всегда хочется их развязать, так как уверена, что найду там тело, но все-таки этого не делаю, потому что я недостаточно ответственная, чтобы позаботиться о трупе как положено. Не в том смысле, что «Вот тебе золотая рыбка, заботься о ней», а просто сообщить в полицию. На самом деле о трупах не нужно заботиться. Кстати, это один из их плюсов. Если не кормить труп, он не начнет на тебя осуждающе смотреть и никогда не станет еще мертвее. И, если по-честному, из трупов домашние питомцы куда лучше, чем из золотых рыбок, потому что кто-то их однажды уже убил и вам не придется потом мучиться угрызениями совести.
Мой врач берет в руки ручку, словно задумавшись, с чего бы ей начать.
Я продолжаю, пытаясь объясниться.
– Я всегда боялась, что, как только найду свой первый труп, то потом они пойдут лавиной, потому что я никогда не перестану открывать пакеты для мусора после того, как мне повезло с первым, и в конечном счете полиция начнет рассматривать меня в качестве подозреваемого. Наверное, именно поэтому так много людей не доверяют полиции. Потому что они скорее заподозрят в тебе убийцу, чем подумают, что тебе просто невероятно везет находить трупы.
Мой врач снимает свои очки и трет переносицу.
– Что ж… это довольно необычный ход мыслей, однако боязнь трупов – весьма распространенная фобия.
– Да нет же, у меня нет трупофобии, – возражаю я. – Фобия подразумевает беспричинный страх, а этот страх вполне обоснованный. Трупов полагается бояться, потому что, опасаясь их, ты не будешь с ними проводить время, а значит, не подцепишь холеры. Разумеется, – продолжаю я, – боязнь найти трупы в туалете и в мешках для мусора, может быть, и менее распространенный вариант, но люди находят трупы повсюду. Одна моя подруга, радиоведущая, однажды пришла в полночь на радиостанцию, потому что эфир внезапно прервался, и нашла там своего босса, который умер от сердечного приступа, упав прямо на микшерный пульт. Ей пришлось продолжать вести прямой эфир прямо над трупом, пока не приехала полиция. Между прочим, ее коллеги признали действия моей подруги смелым и преданным поступком, однако мне это кажется странным и из ряда вон выходящим. На мой взгляд, нет ничего проще поставить длинную аудиозапись и пойти спрятаться в другой комнате, где нет трупов. Откровенно говоря, странная она, а уж точно не я.
– Что-нибудь еще?
– Каждый раз, когда я пытаюсь вымыть руки, а сенсорный автоматический кран не срабатывает, я тут же делаю вывод, что я умерла в туалетной кабинке и это мой призрак пытается вымыть руки.
– Хм!
– Потому что датчик движения не реагирует на призраков.
– Да, я поняла.
– Кроме того, я очень хорошо писаю… даже слишком хорошо. Словно это моя суперспособность.
