Виктор:
– Как же.
Я:
– В смысле, все, кроме правительства. Они, наверное, начнут переживать, когда три кота внезапно пропадут с их радаров. Это будет как в «Матрице». Только для котов.
Виктор:
– Точно. Я продам тебя бродячим артистам.
Я:
– Кто-нибудь, принесите мне немного фольги и скотча!
Победитель: правительство.
Потому что коты упорно отказываются носить шапочки из фольги. Такое ощущение, будто им хочется, чтобы правительство читало их мысли. С другой стороны, возможно, они действительно этого хотят и прямо сейчас посылают правительству просьбы забрать их из нашего дома, пока их не заламинировали. Что ж, их можно понять.
Этот младенец был просто объеденье
Не помню, когда я впервые принимала мет
[51] перед своим ребенком.
Главным образом, потому что я на самом деле никогда не принимала мет. Однако ссылка на подобный психостимулятор, на мой взгляд, отличный способ начать главу про страх стать плохой матерью, потому что планка воспитательных навыков опускается невероятно низко, поэтому все, что бы ты ни делал, будет выглядеть впечатляюще по сравнению с употреблением мета на глазах у ребенка.
Моей дочке, Хейли, уже девять лет, и она не демонстрирует никаких признаков тревоги и нездоровой застенчивости, в которых я в ее возрасте начала уже вовсю преуспевать. Когда люди, знающие меня с детства, проводят с ней время, их всегда поражает то, насколько она уравновешенная и счастливая. Это невероятно оскорбительный комплимент, но я не могу с ним поспорить, поэтому обычно говорю в ответ просто: «Спасибо!»
Честно говоря, мне кажется, что развитие положительных характеристик личности детей очень мало зависит от родителей. Нас с сестрой воспитывали совершенно одинаково, однако мы с ней разные, как день и ночь. Это вовсе не означает, что вы не можете испортить ребенка, будучи полным мудаком, потому что дети – это маленькие губки, которые повторяют твои самые непристойные действия в самые неподходящие моменты.
ВМЕСТЕ С ТЕМ Я УБЕЖДЕНА: ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ КАЧЕСТВА НАШИХ ДЕТЕЙ РАЗВИВАЮТСЯ НЕ СТОЛЬКО ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ ИХ КЛАССНЫМИ, СКОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО МЫ ПРОСТО НЕ МЕШАЕМ ИХ РАЗВИТИЮ, КАК ЭТО ЗАЧАСТУЮ НЕОСОЗНАННО ДЕЛАЮТ РОДИТЕЛИ.
Некоторым может показаться, что подобная позиция – лишь отговорка, используемая такими, как я, чтобы не записывать своего ребенка на 287 кружков и внеклассных занятий, и эти люди правы. Возможно, вы ожидали, что я начну оправдываться, но дело в том, что мне никогда не быть одной из тех мам, что сидят на трибунах или в танцевальных студиях, заставляя себя непринужденно болтать с родителями, которых они вроде как знают (а втайне ненавидят) и которые никогда не появляются на людях в пижамах или разных туфлях. Я же постоянно говорю что-нибудь нелепое и совершенно неуместное, вроде: «Я думала, что это все ради развлечения» или «Нет, на самом деле мне не кажется, что этот малыш слишком толстый для балета».
Жан-Поль Сартр сказал: «Ад – это другие», и я подозреваю, что знаменитый французский писатель написал это после того, как провел час среди чересчур неравнодушных родителей, не переставая орущих на тренеров, инструкторов или плачущих четырехлетних малышей, которым только и хочется что мороженого.
Даже если ты и запишешь своего ребенка в один-два кружка или клуба, кто-нибудь обязательно тебе заметит, что есть куда более престижные и эксклюзивные кружки, где детей учат крутить жезл, параллельно читая стихи на китайском. При этом ты, родитель, сразу же начнешь переживать, что если не записать своего ребенка именно в этот кружок, то в будущем он неминуемо станет бездомным или безногим, а то и вовсе превратится в ковер или что-нибудь в этом роде; как бы то ни было, его ребенка явно ждет что-то ужасное. Так происходит, потому что я наблюдаю, как все знакомые мне родители словно соревнуются между собой в том, сколько всякой херни они смогут запихнуть в жизнь своего ребенка.
Вместе с тем я вовсе не осуждаю этих людей, потому что сама никогда не пробовала так поступать в отношении своей дочки. Хейли занималась гимнастикой, фортепиано, джазом, хип-хопом, балетом, акробатикой, пела в хоре, но больше года ни к чему из этого ее интерес не держался. Занятия танцами ей вроде нравились, но было такое ощущение, что она пытается установить некий рекорд по количеству падений за час. Она умная, красивая и очень добрая, но, по правде говоря, умудрится упасть, даже если ее положить на пол спиной и обмотать скотчем.
Когда она была маленькой, то ходила на занятия балетом в студию, куда не пускали родителей (потому что некоторые родители – крикливые мудаки и в большинстве балетных студий об этом знают), но занятие транслировалось на большом экране в вестибюле, чтобы мы все могли смотреть, как наши дети не следуют указаниям на французском.
Мы с Виктором смотрели, как маленькие дети прыгают по полу, пока не настала очередь нашей Хейли, и она все сделала хорошо, правда, была столь увлечена наблюдением за собой в зеркало, что врезалась прямо в стену, отскочила от нее и упала головой прямо в большую резиновую корзину для мусора. Мы только и видели что ее крошечные болтающиеся ножки, торчащие из корзины, и сразу начали паниковать, но сама Хейли потом сказала, что, по ее мнению, это было очень смешно.
Кому подобный инцидент не показался уморительным, так это другим родителям в фойе, так как им не понравилось, что их детей отвлекают. В этот момент я попыталась разрядить обстановку, сказав:
– Ух ты. Обожаю этого ребенка. Напилась и такое вытворяет, не так ли?
Никто не засмеялся.
Вскоре очередь дошла до того, в чем талант Хейли действительно по-настоящему хорош – занятия в драматическом кружке. Наша дочка прекрасно держится на сцене и любит выступать перед сотнями незнакомых людей. Подозреваю, ее просто подменили в роддоме.
Когда я росла ребенком в техасской деревне, ничего подобного у нас тогда не было. Я не знала никого, кто бы ходил на занятия танцами. Никто не изучал боевых искусств. Можно было записаться в школьный музыкальный кружок, но только при условии, что ты мог себе позволить купить или арендовать музыкальный инструмент, а у моей семьи такой возможности не было, поэтому, когда все остальные дети уходили заниматься музыкой, я оставалась с самыми бедными детьми в школе и у нас был урок под названием «Музыкальная память». По сути, это была комната, забитая старыми записями, с учителем, который обычно спал, и мы слышали скрипучие мелодии Моцарта, показывая друг другу, как работает нож с выкидным лезвием, и учились вскрывать замки. Вам может показаться, что для красного словца я преувеличиваю, однако на самом деле это не так. В то время мне было немного обидно, что у меня не было этих блестящие футляров с флейтами и тромбонами, тем не менее на уроках музыкальной памяти я очень многому научилась, и в жизни мне гораздо чаще приходилось взламывать замки, чем играть на фаготе, так что, полагаю, в конечном счете все сложилось в мою пользу.
