— Вы гуляли один?
— Да. Вечер был темный, безлунный.
— Хорошо, сэр. — Мадж задумался. — А в вашем доме кто-нибудь видел, как вы вернулись после беседы с мистером Шортхаусом?
— Сомневаюсь. Я предупредил хозяйку, чтобы она не беспокоилась — приду поздно и запру дверь. Но вообще-то после ухода из театра я еще немного прогулялся.
— Вот как?
— Да. Не очень долго. Думаю, я вернулся домой где-то без двадцати двенадцать.
Мадж глубоко вздохнул, видимо собираясь задать еще вопрос, но его опередил Фен:
— А во время беседы с Шортхаусом вы мисс Хайнс не упоминали?
Глава 9
При этих словах девушка вздрогнула и встряхнула своими чудесными белокурыми волосами:
— А почему они должны были говорить обо мне?
Пару секунд Фен задумчиво ее рассматривал.
— Вопрос, конечно, деликатный, но при создавшихся обстоятельствах это рано или поздно все равно вылезло бы наружу. Я имею в виду тот факт, что Шортхаус был к вам, ну, скажем, неравнодушен.
— Я полагаю, что… — начала побледневшая Джудит и смущенно замолкла.
Мадж разрешил ситуацию с неожиданной для него мягкостью:
— Мы понимаем, что информация, полученная из вторых рук, не всегда достоверна. Так не лучше ли вам, мисс Хайнс, рассказать нам все самой.
— Дорогая, мне кажется, тебе не следует… — начал Стейплтон, но она его прервала:
— Инспектор прав. Лучше сейчас рассказать, тем более что все равно это станет известно. — Она помолчала. — Мы с Борисом любим друг друга, а мистер Шортхаус, как только я появилась в театре, начал… не знаю даже, как это назвать, ну, оказывать мне разные знаки внимания. Разумеется, я его никак не поощряла.
— И в чем это выражалось? — попросил уточнить Мадж, как будто не понимая.
Девушка вспыхнула и ответила чуть повысив голос:
— Не думайте, что он предлагал мне руку и сердце. Этого не было. Он хотел, чтобы я стала его любовницей.
Мадж сокрушенно покачал головой. Он был явно впечатлен.
— А вас, мистер Стейплтон, конечно, это возмутило?
— Вовсе нет, — ответила Джудит за Бориса. — Мы просто посмеялись над этим, и все.
Однако Стейплтон проявил твердость.
— Не совсем так, дорогая. — Он повернулся к инспектору: — Да, меня это возмутило. Но поскольку я полностью доверяю Джудит, то повода для беспокойства не было. Ведь никто не станет опасаться грабителей, находясь в доме, двери которого невозможно взломать.
Мадж посмотрел на Джудит:
— Не могли бы вы рассказать, как провели вчерашний вечер?
— Я весь вечер была одна и легла спать в половине одиннадцатого, — ответила Джудит.
— И вас, значит, поведение мистера Шортхауса не сильно возмутило?
Она пожала плечами:
— Поверьте, меня это не слишком удивило. Такое случаются сплошь и рядом.
Мадж сочувственно кивнул:
— Вы правы.
— Нам пора на ланч. — Стейплтон допил пиво и бросил окурок в камин.
Джудит встала, застегивая пальто, затем нерешительно повернулась к Адаму:
— Мистер Лангли, вам мисс Дэвис что-нибудь говорила об опере Бориса?
— Говорила, — ответил Адам. — И я согласен посмотреть партитуру.
— Боюсь, вы будете разочарованы, — грустно проговорил Стейплтон. — Но за любезность большое спасибо.
— Когда вы мне ее дадите?
— Партитура где-то в доме Шортхауса. Все зависит от инспектора. — Он посмотрел на Маджа.
— Я вам ее верну, — сказал тот, неожиданно повеселев. — Думаю, партитура к делу не относится.
— Но даже если мне ваша опера понравится, — сказал Адам, — продвинуть ее постановку будет не просто. И надеюсь, это вокальная партитура? Говорят, Лист мог сыграть всего «Тристана и Изольду» с листа по полной оркестровой партитуре, но я еще такого уровня не достиг.
Стейплтон улыбнулся:
— Я полагаю, это легенда. Вряд ли такое было под силу даже Ференцу Листу. Но у меня партитура вокальная. — Он замялся. — И я хочу вернуть ваш крем.
— Оставьте его себе, — сказал Адам.
Джудит и Стейплтон вышли.
— Это не тот крем, который я купила тебе в подарок, когда шел «Дон Паскуале»? — спросила Элизабет.
— Я дал ему баночку, которую тогда пытался стащить Эдвин, — успокоил ее Адам. — А твою недавно начал.
— Милая пара, — задумчиво проговорил Фен. — Но девушка очень взвинчена, а молодому человеку необходимо показаться доктору. Хотелось бы верить, что она не притворяется и действительно восприняла хамство Шортхауса спокойно.
— Вы хотите сказать, что у нее мог быть мотив для убийства? — спросил Мадж.
— Да, такое вполне возможно, — негромко произнес Фен, как бы обращаясь к самому себе. — Предложение такого рода для любой нормальной девушки является оскорблением. Нельзя также исключать и то, что поведение Шортхауса могло подвигнуть к убийству и Стейплтона. Все зависит от того, насколько далеко зашел Шортхаус. — Он помолчал. — Итак, у нас есть четыре мотива. Угроза увольнения и крах карьеры дирижера (Пикок), деньги (Чарльз Шортхаус), месть (Стейплтон) и оскорбленная добродетель (Джудит Хайнс). И нам предстоит ответить на три вопроса. Первый — кто подсыпал нембутал в бутылку Шортхауса? Второй — кто позвонил доктору Шанду и почему? И наконец третий — что делал Шортхаус в такое время в театре?
— Вы забыли еще один вопрос, самый существенный, — сказал Адам. — Как вообще кто-то мог убить Шортхауса?
Фен кивнул:
— Да, да, конечно. Но вначале я должен посетить Чарльза Шортхауса. Вы с ним знакомы?
— Немного.
— В таком случае после ланча мы с вами отправляемся в Амершем.
Глава 10
Сэр Ричард уехал на ланч к себе домой, инспектор Мадж отправился по своим делам, известным лишь посвященным, а Адам и Элизабет отобедали у Фена в его квартире на Сент-Кристофере, куда поднялись по покрытой ковровой дорожкой лестнице с видом на сад.
В гостиной превалировали, разумеется, книги. На стенах китайские миниатюры и старинные барельефы, а каминную полку украшали бюсты великих английских писателей. За величественным столом «Шератон» еду подавал пожилой камердинер, служивший у Фена много лет.
За ланчем говорили об опере, особенно о Вагнере, разумеется, о смерти Шортхауса, недоумевая, как это могло произойти. За кофе обсудили планы на остаток дня.
Элизабет наотрез отказалась ехать в Амершем. Из-за холода. Тем более что Фен собирался отправляться туда немедленно.
