— И все это накануне актового дня, — пробормотал он. — Да поможет нам Господь.
— Да поможет Господь этой девушке, — мрачно промолвил Фен. — Я не верю, что она сбежала. Сбегают сентиментальные девицы, а Брэнда Бойс, судя по вашим словам, отнюдь не сентиментальна.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что ее похитили или убили.
Директор с недоверием посмотрел на гостя.
— Но зачем? С какой целью? Невероятно. Не представляю, что теперь делать с пьесой… Надо сказать Матисону.
Он подошел к окну кабинета и заметил учителя, удалявшегося на велосипеде в сторону ворот.
— Матисон! — крикнул директор. — Матисон!
Тот резко вильнул в сторону, слез с велосипеда и покатил его назад к окну. Директор вкратце объяснил ему суть проблемы.
— Ну, что ж, — произнес учитель, помолчав, — девочка, которая играет Изабеллу, знает роль Екатерины и, пожалуй, сможет заменить ее. Правда, завтра мне придется целый день вколачивать в нее новую роль… К счастью, текста там немного.
Директор согласился, что это кстати. Он готов был восхвалять Шекспира за подобную предусмотрительность. Вскоре Матисон удалился, а Фен отвез директора домой, где они поужинали. За чашкой кофе директор сообщил:
— Боюсь, я не смогу составить вам компанию на этот вечер. Мне нужно вернуться в школу и побеседовать с парой докучливых родителей, а потом посетить Календарный комитет.
— Что еще за Календарный комитет?
— Там мы составляем расписание до конца семестра и следим за тем, чтобы разные мероприятия не противоречили друг другу.
— А бывает, что противоречат?
— Часто. В школе шестнадцать секций и кружков, и у каждого свои занятия. Плюс всевозможные конкурсы, спортивные соревнования и праздничные службы. А также лекции, концерты, репетиции, походы в кино. Скучать не приходится, уж поверьте.
— Прекрасно, — кивнул Фен. — А я пока займусь своим детективным романом.
— Чем?
— Я пишу детективный роман.
— Вот как? — бесстрастно отозвался директор.
— Это очень хороший роман, — заверил Фен. — Действие начинается промозглой ноябрьской ночью в горах Кэтскилл…
— Да, да. — Директор поднялся. — Поговорим об этом позднее, друг мой. Мне пора идти.
— …а в бревенчатой хижине у огня дрожит молодая женщина. Но дрожит она, заметьте, не от холода. — Фен выдержал драматичную паузу. — Она дрожит от страха!
— Понимаю, — кивнул директор, торопливо направляясь к двери. — Надеюсь, вы расскажете мне об этом, когда у меня будет время должным образом все это оценить. — И он поспешно вышел.
Когда директор сел в свою машину и отправился обратно в школу, на улице, несмотря на сумерки, все еще стояла удушающая жара. К счастью, родители оказались не столь назойливы, как он ожидал, а заседание Календарного комитета, хотя и весьма продолжительное, обошлось без сплетен и скандалов. Без четверти одиннадцать оно наконец закончилось, и директор уже собирался уходить, когда появился Гэлбрейт. Около четырех он вернулся в свою холостяцкую квартиру, но тут возникли проблемы с билетами на службу, и ему потребовался совет. Количество мест в часовне было ограничено, поэтому требовалось тщательно отбирать родителей, собиравшихся посетить службу в актовый день. По этому поводу между Гэлбрейтом и капелланом возникли трения, и в результате билетов было роздано больше, чем имелось мест. У директора был трудный день, однако он постарался решить эту проблему со всем тщанием и старанием, которых требовал от него долг.
Их беседа еще не закончилась, когда без двух минут одиннадцать зазвонил телефон. Голос Вирджинии Лав звучал так взвинченно и искаженно, что директор едва узнал его. В оцепенении он выслушал ее слова.
— Понимаю, — произнес он с запинкой. — Это… это ужасная трагедия, миссис Лав. Я даже не знаю, что сказать… мои искренние соболезнования… Я свяжусь с полицией и доктором… Да… да, конечно… До свидания.
Директор повесил трубку и повернулся к Гэлбрейту.
— Это насчет Лава, — сообщил он. — Его застрелили.
Гэлбрейт вытаращил глаза: ему сложно было скрыть свои эмоции за профессионализмом.
— Застрелили? — повторил он. — Вы хотите сказать, мертв?
— Да. Мертв.
— Самоубийство?
— Не знаю. Его жена едва может говорить. В любом случае…
Телефон снова зазвонил. Директор взял трубку; на его лице появилось выражение недоверия и шока.
— Ладно, — пробормотал он. — Оставайтесь там и ничего не трогайте. Я дам необходимые распоряжения. — Он повесил трубку. — Это Уэллс, из Дома Хаббарда. Он только что нашел в учительской Сомерса…
Директор оперся одной рукой на спинку кресла. Его лицо побледнело.
— Сомерс тоже мертв, — сообщил он. — Убит выстрелом в глаз.
Глава 5
Улики и следы
— Вы приехали вовремя, — заметил директор, и Фен, сидевший в одном из мягких кресел, мрачно кивнул. — Не сомневаюсь, что Стэгг будет рад вашей помощи. Нам всем придется несладко. Разумеется, мы сделаем все, что в наших силах, однако я не могу не сожалеть о том, что эти события произошли накануне актового дня. Вероятно, вы сочтете меня бессердечным, но…
— Нет, нет, — перебил Фен. — Ваш главный долг — заботиться о школе. Полагаю, уже поздно что-либо отменять?
— Да. Вся программа должна быть выполнена. Я надеюсь, нам удастся замять эту историю хотя бы до завтрашнего вечера. Но последствия будут серьезными. Подобная огласка…
За лучом яркого света, который падал из школьного кабинета на улицу, царила такая плотная тьма, что ее почти можно было потрогать руками. Но садовые цветы — розы и вербена — казалось, только радовались наступлению вечера и пахли еще резче и сильнее, чем днем. Вокруг настольной лампы порхал ночной мотылек, его крылья трепетали и шуршали по оранжевой ткани абажура. В углах комнаты лежала густая тень, но свет уютно поблескивал на медной подставке в очаге камина, словно заменяя отсутствовавшие в нем дрова, и играл радужными искрами в граненом бокале, который Фен задумчиво крутил в своей узкой аристократической руке.
— Вы отправили секретаря домой? — спросил он.
— Да. Сразу после звонка в полицию. Нет смысла держать его здесь.
— Прекрасно. Тогда поговорим о деле. Скажите, если оставить в стороне проблемы, которые могут возникнуть у школы, лично вас расстроила смерть этих людей?
Директор резко встал и начал расхаживать по комнате. Его волосы были взлохмачены, глаза запали. Одну руку он сунул в карман, а в другой держал забытую сигарету, и она тлела, роняя на ковер пепел.
— Честно говоря, нет, — ответил он после долгой паузы. — Оба мне не нравились. Но, полагаю, сейчас это не имеет никакого значения.
