Джо-младший и Джон в кругу семьи и в учебных делах
Став жителем столицы, Джозеф Кеннеди поселился в пригороде Вашингтона Марвуде, где снял в лесистой местности соседнего штата Мэриленд роскошный особняк с двадцатью пятью комнатами, в которых, помимо его семьи и прислуги, располагался и он сам; часть комнат занимал его верный помощник Эдди Мур. Лишь изредка приглашались гости, для приема которых в полуподвальном помещении был оборудован кинозал на 100 мест. Собственно, в гости приглашались люди нужные. Наиболее частыми среди них были члены «мозгового треста» Джеймс Фарли и Том Коркоран, которые были особенно близки к Рузвельту, личные секретари президента Мисси Лихенд и Грейс Тулли, видный журналист Артур Крок, близкий к Белому дому.
Более того, иногда в Марвуде появлялся и сам президент. Он любил посмотреть только что вышедший на экраны кинофильм, после чего между хозяином и высоким гостем шла беседа, иногда не вполне гладкая, но всегда дружелюбная. Артур Крок замечал: «Оба они постоянно спорили по поводу законов и политики, и президент слышал больше возражений, чем согласия, со стороны председателя SEC. Но он консультировался с мистером Кеннеди по всем вопросам, и когда спор заканчивался, он и его советник отдыхали, как два школьных товарища»
. Можно в то же время предположить, что благоволивший к Кеннеди Крок преувеличивал близость между президентом США и государственным чиновником.
С 1933 года Кеннеди владел четырьмя имениями. Основным местом жительства в Нью-Йорке оставался дом в Бронксвилле. Летней резиденцией был особняк в Хайаннис-Порте. После рабочего дня Джозеф проводил время в окрестностях Вашингтона, в Марвуде. Но всего этого ему казалось мало. Для удобства семьи он решил обзавестись еще одним жилищем в субтропическом климате, где семья могла бы проводить зимние месяцы, которые в Новой Англии считались суровыми. Избран был курортный городок Палм-Бич на полуострове Флорида примерно в 100 километрах к северу от Майами — самого крупного города в штате того же названия, что и полуостров.
Мягкий субтропический климат с сухой зимой, великолепный городок с архитектурой, копировавшей средиземноморскую, привлекал сюда многих богатых американцев. Кеннеди не избежал соблазна и купил здесь сравнительно дешево, за 100 тысяч долларов, дом, который, впрочем, пришлось перестраивать, так как шесть спален в нем не устраивали семью, состоявшую в начале 1930-х годов уже из одиннадцати человек (родителей и детей).
К дому примыкал крупный зеленый участок, выходивший на океан. Имение располагалось на бульваре Норс-Оушен, который местные жители называли Аллеей миллионеров. Джозеф хвастал, что ему удалось купить дом очень выгодно, так как его владелец, обедневший в результате депрессии, крайне нуждался в деньгах. При этом, правда, Джозеф никогда не упоминал, что имение выглядело, пожалуй, бедновато по сравнению с поместьями миллиардеров по соседству.
Так или иначе, но теперь семейство Кеннеди совершало переезды на Рождество и на Пасху в Палм-Бич, а на жаркие летние месяцы в Хайаннис-Порт, где было сравнительно прохладно
.
С годами Джозеф становился всё большим семьянином. Он завидовал Рузвельту, который мог проследить развитие своей династии на много поколений назад. Знавший только два поколения своих предков, Кеннеди стремился создать свою собственную династию, в которой он мог бы чувствовать себя отцом-основателем, а сыновей и дочерей — достойными продолжателями рода.
Наступит время, когда один из сыновей Рузвельта, к тому же носивший имя отца, будет на первичных выборах в штате Виргиния агитировать за кандидатуру Кеннеди-сына на президентский пост, а затем получит второстепенную должность в администрации Джона Кеннеди. Можно представить себе, как будет льстить это Кеннеди-старшему.
Пока же Джозеф и его супруга прилагали все силы к тому, чтобы обширная семья развивалась как единое целое под бдительным оком родителей и прежде всего отца. Правда, Джозеф в период работы в Вашингтоне бывал в родном доме нечасто, но тем памятнее для детей становились его приезды.
У родителей проявились совершенно неожиданные, никем им не внушенные, нигде не выученные педагогические способности. Они просто жили жизнью своих детей, оказывая на них влияние и своим примером (отнюдь не всегда благотворным), и советами (подчас далеко не бесспорными), но последние почти никогда не делались напрямую, тем более не принимали форму прямых требований.
Разумеется, такая педагогическая стратегия вступала в действие только по достижении детьми определенного возраста — когда они становились подростками. Роза рассказывала: «Много лет назад мы решили, что наши дети должны быть нашими лучшими друзьями и что мы никогда не будем требовать от них слишком многого… Кеннеди — это самодостаточная группа. Если кто-то из нас хотел поплавать под парусами, или сыграть в гольф, или пойти погулять, или просто поболтать, всегда найдется другой Кеннеди, готовый к нему присоединиться»
.
Надо признать, что Роза здесь, по существу дела, пересказывала воззрения и догматы своего супруга, которым следовала неуклонно, хотя подчас с определенной творческой переработкой (в основном это касалось религиозного воспитания). О самом Джозефе биограф его сына-президента уместно заметил: «Во многих отношениях он был великолепным детским психологом, исподволь оценивая силы и слабости каждого ребенка. Определив потенциал ребенка, он настойчиво добивался его выполнения»
.
При этом семья во многом следовала рецептам и воспитательным модам того времени, которые обильно трактовались в популярной педагогической литературе, в частности, в книгах Джона Уотсона («Психологическая забота о новорожденном и маленьком ребенке»
и др.), считавшихся воспитательной библией 1920—1930-х годов XX века. Одной из главных заповедей этого автора была строгость воспитания — никаких объятий, никаких поцелуев, которые не только могут принести ребенку инфекцию, но и портят его морально, скупое поощрение, если ребенок делает то, что необходимо, и нахмуренный взгляд, если совершен проступок, — таковы были некоторые заповеди Уотсона, которым послушно следовали Джозеф и Роза.
В своих воспитательных усилиях родители подчас бывали почти жестокими. Они добивались от детей своего рода стоицизма, умения скрывать боль и тем более недовольство и разочарование. Жалобы, если они не были связаны с действительно серьезными заболеваниями, решительно отвергались. Услышав, что кто-то из детей заплакал, Джозеф обычно начинал хлопать в ладоши с возгласом: «Никакого рева в доме!»
Как уже упоминалось, формирование семьи было завершено в феврале 1932 года, когда на свет появился последний сын, названный Эдвардом, которого почему-то домашние называли Тед или еще более ласкательно Тедди. В честь рождения нового ребенка Джозеф по дешевке продал яхту под названием «Тен» (что означало «предназначенная для десяти»), рассчитанную на десять пассажиров, и купил новую, значительно более просторную, которую наименовал «Уанмор» («одним больше»).
Удивительно, как в этом человеке сочетались такие качества, как хвастовство, примитивный вкус, готовность наговорить всякую чушь, если он считал это выгодным, супружеская неверность, с искренней заботой о семье, вниманием к детям, стремлением помочь им стать самостоятельными и ответственными личностями. Каким-то мостиком, связывавшим эти противоречия, было его страстное желание сделать клан Кеннеди знаменитым, добиться, чтобы дети вышли на самые передовые позиции в обществе. Так что бездушное поведение Джозефа по отношению к старшей дочери, когда стало ясно, что ее умственная отсталость неизлечима, не противоречит в общем внимательному и заботливому отношению к членам семьи. Розмари была вычеркнута из ее списка, и всё шло по-прежнему.
