Убитый горем король позволил отвезти себя назад в Фонтенбло, где упал на кровать, не в силах сдержать рыдания. А несчастная Габриэлла промучилась еще целых двенадцать часов, прежде чем испустить последний вздох. Она умерла на рассвете 10 апреля.
Эта новость очень быстро разнеслась по Парижу, вызвав неприличную радость парижан. Они радовались смерти «герцогини Дерьма» так, словно получили новость о победе над врагом. Вскоре из уст в уста пошло четверостишие в форме эпитафии:
Здесь спит несчастий Франции начало,
Здесь та, что чувства возбудила вновь,
Здесь та, что интересы представляла
Девиц и женщин, любящих любовь.
Росни тоже очень этому обрадовался, поскольку теперь он мог заняться женитьбой короля, исходя из государственных интересов. Что же касается Папы Римского, то он возблагодарил Господа за его вмешательство; понтифик сказал «Господь поможет» – так оно и вышло. Если, по крайней мере, некая преступная рука не «помогла» исполниться воле Божьей… Но на сей счет понтифик предпочел хранить молчание.
В особняке мадам де Сурди под расшитым золотом балдахином, в заказанном ею подвенечном платье, лежала двадцатишестилетняя женщина, ставшая, вне сомнения, безвинной жертвой государственных интересов…
«Я буду горевать и стенать до самой могилы. Корни моей любви умерли, она больше не возродится…»
Не стоит воспринимать буквально клятву Генриха IV, данную им на следующий день после смерти Габриэллы, и ловить его на слове. Конечно же, он горестно вздыхал, глаза его часто наполнялись слезами, он стал носить черный камзол, который вскоре сменил на фиолетовый. Но только тот, кто не знал этого неутомимого дамского угодника, мог допустить мысль о том, что он перестал припадать к неисчерпаемому источнику счастья, который представляет собой прекрасный пол. Летописец тех времен сообщает нам, что в течение недель, последовавших после смерти его любимой, Беарнец «нашел утешение у некой госпожи де Боунвиль и у мадемуазель Клейн». А затем, поскольку аппетит приходит во время еды, он стал регулярно посещать некую жрицу любви с живописным именем Гландея… Судя по признаниям, которые он сделал своему другу Бассомпьеру, та была очень общительна и опытна в науке страсти нежной…
Но еще удивительнее, чем возврат к удовольствиям, без которых Вечный повеса не мог обойтись, его реакция на слова маршала де Фервака. Придя к королю спустя несколько дней после смерти королевы его сердца, чтобы выразить ему соболезнования, маршал позволил себе высказать вот такой комментарий:
«Я весьма рад этому событию. Подумав, что бы вам пришлось сделать, не случись эта смерть, я полагаю, что Господь проявил к вам милость».
Любопытный способ выражения соболезнований… Но вместо того чтобы оскорбиться, Генрих согласился с этим и напомнил, что его долг как монарха должен быть превыше его чувств как человека.
Был и еще кое-кто, кого очень обрадовала внезапная кончина Габриэллы: королева Марго. Мысль о том, что ее место могла занять «герцогиня Дерьмо», была для нее просто невыносима. Забыв о том, что она сама тридцать лет жила далеко не монахиней, Марго готова была воспринять восхождение Габриэллы на трон как оскорбление ее достоинства. А теперь, когда Генрих назначил цену, она готова была всем сердцем помочь своему разводу с ним.
«Теперь, когда ситуация переменилась благодаря небу, – написала она, – у меня нет никаких сомнений в том, что осторожность короля и мудрые советы его верных слуг помогут сделать правильный выбор».
Правильный выбор был сделан в пользу богатой Марии Медичи. Конечно, среди предков племянницы герцога Флорентийского имелись несколько разбогатевших торговцев, но сама она была очень богата, как мы уже сказали, а это вполне компенсировало недостаток благородного происхождения. Как только его брак с Маргаритой был расторгнут, ничто больше не могло помешать заключению союза, которому суждено было наполнить деньгами королевскую казну. Так, по крайней мере, можно было надеяться… Если не принимать во внимание капризы Вечного повесы. Вскоре на горизонте появилась новая «королева сердца», которая принесла стране еще больше горя, чем несчастная Габриэлла д’Эстре.
Спустя немного времени после смерти Габриэллы при дворе снова загремели пышные балы, на которых окружение короля явно радовалось смерти фаворитки. Во время одного из таких праздников король обратил внимание на грациозную восемнадцатилетнюю девушку и поинтересовался ее именем. И тогда он узнал, что ее звали Генриеттой д’Антраг и что она была дочерью Франсуа де Бальзака д’Антрага и Марии Туше. Генрих знал ее родителей: Мария Туше, как мы уже говорили, была любовницей Карла IX, а после смерти короля вышла замуж за Франсуа д’Антрага. С Генрихом IV его объединяло то, что он был одним из многих, кто посетил альков королевы Марго. Будучи верным сторонником Гизов и заклятым врагов гугенотов, он посчитал, что более осторожным было скрыть свои чувства, и летом 1599 года с улыбкой радушного хозяина встретил короля в своем замке Буа-Малерб. Там Генрих снова увидел Генриетту… и сразу же по уши влюбился в нее. По правде сказать, эта «вызывающая маленькая вакханка» была весьма соблазнительна.
Очаровательная, привлекательная, с нежными и насмешливым глазами, гибкая, как лиана, стройная, как нимфа, эта озорная проказница, казалось, была изваяна Жаном Гужоном. Кроме того, она была забавна и весьма остроумна.
Генриетта притворилась невинной и бескорыстной, сказала, что душевное равновесие поддерживает чтением святого Августина, что сразу же произвело впечатление на Беарнца, который за всю свою жизнь не прочитал ни одной книги.
Но под этой ангельской маской, за невинной улыбкой Генриетта скрывала свою извращенную душу, гнусный характер и, главное, полную беззастенчивость. Понятно почему, говоря о ней, Сюлли назвал ее «вздорной и хитрой самкой». Но наш неисправимо наивный Генрих, разумеется, не увидел ни одной из ее отрицательных сторон. Напротив, он воспылал к ней страстью, как это случалось с ним довольно часто. Красота худенькой темноволосой Генриетты была приятной противоположностью округлым формам белокурой Габриэллы, и король немедленно бросился на штурм… И тогда в игру вступило семейство д’Антрагов: почувствовав выгодное дельце, они решили не упускать добычу. В этом деле они вполне могли положиться на Марию Туше: та знала, как следовало обращаться с французскими королями. Мария Туше дала дочери намного более действенные советы, чем в свое время мадам де Сурди своей племяннице Габриэлле. Первый из советов Марии Туше заключался в том, чтобы скрывать объект любви от глаз «предмета» для того, чтобы королевская страсть расцвела пышным цветом. Тактика старая как мир, но она принесла свои результаты с человеком такого бурного темперамента, как у Вечного повесы. Когда тот снова приехал в замок Буа-Малерб, чтобы приударить за Генриеттой, то он никак не мог встретиться с ней наедине. Мария Туше постоянно была рядом с дочерью, встревала в разговоры короля, потерявшего всякое терпение и охваченного бессильной яростью. А в это время Генриетта стыдливо опускала глаза, как она любила это делать.
