Как бы частые любовные похождения графини Дюкейла ни были удивительны для читателя, они не были исключением из правил. Для дам высшего общества измены мужьям стали настоящим ритуалом. Так сестры императора, принцесса Полина Боргезе и королева Неаполитанская Каролина Мюрат, кочевали из постели в постель, Гортензия де Богарне забыла своего мужа, короля Голландии, в объятиях графа де Флао, а герцогиня Лора д’Абрантес была безумно влюблена в красавца Мориса де Баленкура, которого она «увела» у Дезирэ Бернадотт, будущей королевы Швеции. Именно на Мориса де Баленкура пал выбор Зоэ, когда она решила утешиться после разрыва с Савари. Проявив заботу о свекрови и убедившись в том, что та встала на ноги, молодая женщина решила, что настала пора снова придаться удовольствиям. До чего же соблазнительным был этот Морис де Баленкур! В свои двадцать три года он уже успел побывать любовником жен многих высших должностных лиц империи. Как большой знаток, он смог по достоинству оценить прелести графини Дюкейла… к огромному разочарованию мадам д’Абрантес, испытывавшей к нему истеричную страсть. Заметим, кстати, что Лора, как и Фелиситэ Савари, училась в заведении мадам Кампан в одно время с Зоэ. Решительно, Зоэ была бичом для своих бывших одноклассниц! Кстати, и встретилась-то она в первый раз с Морисом у другой своей подруги по пансионату, Гортензии де Богарне, с которой снова завязала дружбу. Этому новому роману суждено было продлиться всего несколько месяцев: с помощью криков, стонов, попыток покончить жизнь самоубийством герцогине д’Абрантес удалось вернуть любовника. Пришла пора и Зоэ познать горький привкус любовных разочарований, и это ей пришлось не по вкусу. Для того чтобы заполнить одиночество, в ее распоряжении оставался лишь вечный друг Состен де Ларошфуко. А это было весьма слабым утешением.
Проболев несколько месяцев, ее отец умер, оставив ей приличное состояние. Как и можно было предугадать, Ашиль Дюкейла потребовал свою долю этого пирога. А чтобы получить дополнительные козыри в этой игре, он потребовал также оставить ему ее детей, которые, как мы знаем, не были его детьми. Естественно, Зоэ не была намерена уступать ни гроша из своих денег, равно как и своего потомства. И тогда началось длительное противостояние, из которого она вышла победительницей благодаря самой королевской из своих побед: овладению сердцем короля Людовика XVIII…
Именно дело брата Людовика XVI, которое все уже считали похороненным, возродилось из пепла: теперь армиям империи противостояла вся Европа. Только поражение Бонапарта могло вдохнуть новую жизнь в старый режим, только иностранные оккупанты могли привезти в обозе короля, которому пришлось бежать из страны за двадцать лет до этого. По мере того как удача в боях поворачивалась к врагам Франции, партия роялистов поднимала голову и отходила от столпов императорской власти. Зоэ была одной из первых, кто сделал такой разворот. Вдохновленная Состеном де Ларошфуко, про которого можно было сказать, что он был еще большим роялистом, чем сам король, графиня Дюкейла снова воспылала любовью к королевскому строю, и пламя этой любви становилось все ярче по мере приближения вражеских армий к Парижу. Когда столица была взята союзниками, начался праздник ностальгии по прошлому. На площади Людовика XV – нынешняя площадь Согласия, – стоя в первых рядах толпы, приветствовавшей русских и прусских солдат, Зоэ и ее верный Состен проявляли безудержную радость. Такое поведение стало причиной строгой выволочки, которую спустя некоторое время устроил ей Эжен де Богарне, встретивший ее у своей сестры Гортензии:
«Забыть о том, что вы воспитанная женщина, что вы француженка, пойти приветствовать иностранную армию, поздравлять ее, обнимать мундиры, покрытые кровью французов! Скажите мне, что вы потеряли голову, и только тогда я смогу вас понять!»
[122]
Это было справедливое возмущение: возвращение Бурбонов на штыках врага осталось для них в истории постоянным большим упреком. Упреком, который Зоэ не желала слышать: для нее цель оправдывала средства. Как всегда, мадам Дюкейла была очень прагматична!
Правда, она была далеко не единственной «коллаборационисткой» того времени! Среди служащих императорского режима, исключая некоторых несгибаемых, оставшихся верными Наполеону, шла борьба за то, кто быстрее станет другом иностранцам. Императрица Жозефина, ее дочь Гортензия, многие крупные военные и гражданские чины империи без зазрения совести сумели договориться с оккупантами. Среди монархов, одержавших победу над империей, особенно выделялся русский царь Александр. Все светские салоны боролись за честь его принять, и Зоэ была одной из тех, кто посетил салон Гортензии для того, чтобы познакомиться с ним. Очевидно, она испытала разочарование, поскольку царь сказал ей всего несколько банальных слов.
Движимая любопытством, Зоэ побывала также в Опере, чтобы поближе увидеть нового короля Франции во время его первого появления на людях. Можно сомневаться в том, что она внезапно воспылала любовью к мужчине пятидесяти девяти лет, уже казавшемуся старцем. Но если внешне король и выглядел непритягательно, разум его оставался живым и, главное, трезвым. В отличие от большинства своих сторонников, Людовик XVIII прекрасно понимал, что невозможно было разом выбросить на свалку истории прошлые двадцать пять лет. Даже если все видимые завоевания революции и империи были официально забыты, они оставались в умах людей. Да, революцию кошмар времен террора выставил жупелом, но блеск славы, связанный с годами империи, оставил в сердцах неоспоримую ностальгию. Весной 1814 года, возможно, было хорошим тоном проклинать «Буонапарте», как все стали тогда его называть, его образ еще не стерся из памяти французов. И Людовик XVIII со свойственной ему ловкостью стал стараться успокоить бонапартистов и умерить требования ультра.
Но пока Зоэ, продолжая радоваться реставрации монархического строя, не сильно задавалась вопросами политики. Ее дорогая свекровь снова слегла, и Зоэ пришлось за ней ухаживать. В качестве «багажа» король привез во Францию тех, кто смог выжить в эмиграции. Среди них был и ее свекор, граф Франсуа-Эркюль Дюкейла. После четвертьвековой разлуки встреча свекрови и свекра была довольно прохладной, встреча сына с отцом также не отличалась теплом. Поведение мужа Зоэ не изменилось, он продолжал оставаться ненавистным. Более того, он как никогда упорно требовал, чтобы дети оставались при нем, поскольку вознамерился пакостить жене по полной программе. Компенсацией за все это стала вылазка в Дьепп вместе с соблазнительным Морисом де Баленкуром, которому на время удалось вырваться из щупальцев Лоры д’Абрантес.
А затем – как снег на голову – возвращение Наполеона. Все, кто предал императора, снова сделали разворот и сплотились вокруг него. Остальные устремились в Гент вслед за Людовиком XVIII, который уехал из Тюильри, несмотря на призывы Шатобриана: знаменитый писатель хотел, чтобы король пожертвовал собой ради дела монархии. Это было бы подвигом, но героизм никогда не входил в число добродетелей брата Людовика XVI. Как и когда-то, во время революции, он предпочел держаться от опасности подальше! Когда он прибыл в Гент, то первым делом очень огорчился… что во время поспешного бегства забыл в покоях дворца свои домашние туфли. А когда один дворянин из его окружения удивился тому, что в столь ответственный момент короля огорчил такой пустяк, тот тяжело вздохнул и отрезал: «Вам не дано знать, что такое домашние туфли, сшитые по ноге!» Да уж, высказывание поистине историческое!
