Когда юному цесаревичу еще не исполнилось и пяти лет, к нему был приставлен подьячий Никита Моисеевич Зотов – человек кроткий и смиренный, «искусный в Божественном Писании». Приглашен он был не для религиозного воспитания, а для начального образования Петра. Однако его все же предварительно проэкзаменовали в присутствии Симеона Полоцкого, которым он был одобрен как наставник цесаревича.
Большинство исследователей
[52] в своих сочинениях, посвященных молодым годам Петра, отмечали, что одаренный царевич быстро перешел от азбуки к цитированию наизусть Евангелия и Апостола. И позже, уже в зрелые годы, царь Петр охотно присутствовал в церкви при богослужении, легко на клиросе мог заменить псаломщика и пел баритоном в хоре.
Что же касается его отношения к официальной Церкви, то этот вопрос достаточно освещен в отечественной историографии. Напомним, что вышеназванный воспитатель Петра Никита Зотов, большой любитель «бражничать», впоследствии был активным собутыльником царя и участником его «Всешутейшего, Всепьянейшего и Сумасброднейшего собора»
[53]. Более того, он был избран на пожизненную должность президента этого собора, Князем-Папой и архиепископом Прешпурским и всея Яузы и всего Кукуя патриархом.
Вопреки обычаям своего народа, Петр Великий серьезно выступал против чудес и знамений, не любил нищих и юродивых, не поклонялся мощам, не соблюдал постов, что было характерно скорее для поведения адептов протестантских деноминаций. Это не было случайным. Во время своих заграничных путешествий государь серьезно знакомился с другими вариантами христианской религии, бытующими в таких странах, как Англия, Голландия и Германия. Сама же Церковь, по мнению монарха, должна была приносить пользу, понимаемую как служение Отечеству
[54]. Это вовсе не означало, что царь стремился переделать Православную Церковь по протестантскому образцу. Однако некоторые нововведения все же имели место. Именно в годы правления царя Петра в законодательстве было отведено место и серьезному религиозному образованию будущих пастырей, и взаимоотношению духовенства и властей. В частности, во второй части «Духовного регламента» подробно рассматривались вопросы как об отборе учителей для духовных училищ, так и о «проповедниках слова Божия» и проповедях, побуждающих к почитанию власти. В том же документе отдельным пунктом было оговорено, что при рукоположении в священнический чин кандидат должен принести присягу императору
[55].
Петр Великий, путешествуя по Европе, также видел, что браки между иностранцами устраивались не по сватовству, как в России, а по взаимному расположению вступающих в союз. Он хотел добиться этого и у себя дома. Возможно, в том числе и с этими намерениями были учреждены так называемые ассамблеи, на которых «молодым людям обоего пола предоставлялась возможность знакомиться друг с другом в танцах и разговорах»
[56].
Неизвестный художник. Портрет царевича Федора Алексеевича Романова. Источник: Государственный Эрмитаж
Именно в этот период император Петр I своим указом разрешил подданным браки с инославными христианами. Более того, для наследников династии Романовых он ввел обычай междинастических браков. Однако будущие российские монархи стали заключать браки исключительно с представителями суверенных владетельных домов Европы преимущественно протестантских стран. Это объяснялось двумя причинами: во-первых, сам Петр Великий открыто симпатизировал протестантам. Как однажды заметил с горечью один из членов иезуитского ордена, лютеране и кальвинисты в большом фаворе у царя Петра, и он «пребывает у них по целым дням, пирует с ними и веселится, тогда как из католиков нет почти никого, кто бы был вполне сыт и близок к светлейшему царю!»
[57]
Во-вторых, и сами католички крайне неохотно переходили из одной конфессии в другую, да и отношения с Ватиканом у России на протяжении всей истории были напряженными.
Однако браки с иностранными принцессами, с одной стороны, предоставляли возможность породниться со многими правящими европейскими династиями, что было выгодным для внешней политики России. Это была дипломатия на самом высоком уровне, которая укрепляла международный статус государства. Но, с другой стороны, это создавало некоторую внутреннюю напряженность внутри страны. Подданные империи не согласились бы иметь государыню-иноверку, ибо они, присваивая себе иноземные обычаи, все же понимали, по словам H. М. Карамзина, что «правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь – первое государство»
[58].
Это обстоятельство принуждало невесту наследника в обязательном порядке принять новую для себя конфессию – православие. Так и возникла потребность в специальном священнике, который смог бы преподавать будущей императрице России основы православия.
В отличие от духовника, в обязанности которого входило лишь правило регулярной исповеди уже воцерковленного христианина, перед законоучителем стояли задачи иного рода. Он должен был обучить Закону Божию, то есть привить основные религиозные истины (Символ веры, главные молитвы, десять заповедей), дать общие сведения о богослужении (литургиях, таинствах и обрядах), об истории религии, ее учреждениях и установлениях.
Неизвестный художник (копия). Портрет цесаревича Алексея Петровича. Источник: Государственный Эрмитаж
Кроме того, он должен был руководить домашней и церковной молитвой ребенка, чтением Священного Писания и других религиозных книг, а также готовить своего ученика к исполнению им христианского долга исповеди и причащения. И все же главной задачей священники считали умение сформировать религиозные взгляды своего августейшего ученика задолго до его вступления на престол и закрепить его нравственные установки, от которых зависела потом жизнь его подданных. Таким образом, законоучитель в определенном смысле становился ключевой фигурой в государстве. В Западной Европе, где существовало таинство конфирмации
[59], религиозное образование было обязательным для всех членов Церкви. В частности, в Германии еще со времен Мартина Лютера (XVI в.), который сам составил «Краткий катехизис»
[60] для мирян, такое обучение (или катехизация) было четко организовано и методологически продумано. В России же это явление еще было относительно новым, так как приобщение к основам веры в период Средневековья (или Московской Руси), о котором было сказано выше, еще нельзя в прямом смысле слова назвать религиозным образованием.
