— Лёля, отчего это Горов, когда звал всех нас на елку, сказал, что папу большого он просить не смеет? Как ты думаешь, отчего же нас всех он смел, а его нет?..
— Вот прекрасно! — презрительно отвечала Лёля. — Как же ты не понимаешь?.. Еще бы какой-нибудь простой купец смел к себе звать губернатора!.. Ведь наш большой папа — губернатор! Ты что думаешь?..
— А это что такое: губернатор? — спросила я.
— Губернатор — самый главный человек в губернии. Понимаешь: в губернии!.. А в одной губернии может быть тридцать или сорок городов и несколько тысяч деревень, — начала она сочинять.
— Ай, ай, ай! Как много!.. Так, значит, большой папа — важный?..
— Еще бы! Очень важный.
— А кто важнее его?.. Царь — важнее?
— Господи! Дура какая!.. Царь — один в России! У царя может быть миллион таких губернаторов!
— Неужели? — удивлялась я. — А это сколько миллион?
— Миллион?.. Ну, это много… очень много… Все равно ты не сумеешь сосчитать!
— Ну, а кроме царя, кто еще важнее папы?
— Важнее папы?..
Лёля на секунду задумалась…
— Ну вот министр важнее!
— Ну?!. А он кто такой, этот министр? — добивалась я.
— Ах ты, Боже мой! Кто такой!.. Ты ужасно глупая, Вера!.. Министр — министр, вот и все!
Но я все-таки не поняла, что это за штука такая — министр, и спросила:
— А он где же живет?
— В Петербурге, с Государем. Их там много. Они все графы, князья… И там… управляют.
— Управляют! — не унималась я. — Чем?..
— Ах ты, Господи! Дура какая! — окончательно рассердилась Лёля. — Всем управляют. Отстань.
— А здесь есть такой министр?
— Здесь нет.
— Так кто же здесь важнее папы?
— Говорю тебе, что здесь никого нет. Он — самый главный…
— О чем это вы говорите, дети? — раздался вдруг голос бабушки из ее комнаты. — Кто это главный?
— Я говорю, что здесь, в Саратове, никого нет главнее папы, — покраснев, но храбро отвечала Лёля.
— А вам что до этого за дело, дети?
— Да вот Верочка спрашивает, отчего Горов сказал, что не смеет приглашать папы…
— Ну и что же ты ей отвечала?
— Что это, верно, оттого, что ведь папа — губернатор… А Горов — простой купец! — отвечала сестра уже довольно сконфуженным голосом.
— Какие ты глупости говоришь! — возразила бабушка и позвала нас к себе.
Я вприпрыжку побежала в ее кабинет; а Лёля тихо последовала за мной. Бабушка ласково, но очень серьезно взяла ее за руку и сказала:
— Сколько раз я просила тебя, Лёля, не рассуждать о том, чего ты не понимаешь. Не рассуждать и никогда ничем не важничать, потому что это стыдно и очень глупо!.. Ну, что ты сейчас сказала? Что это значит: простой купец? Горов — простой купец, а папа большой — простой губернатор! Какая же тут разница? Оба люди. Вот если б Горов был дурной купец, или папа — дурной губернатор, тогда было бы нехорошо, потому что дурными людьми быть грешно и стыдно! А если оба хорошие, честные люди, так это совершенно все равно, кем бы их Бог ни сотворил: барином ли, купцом или мужиком. Родиться тем или другим от людей не зависит, но быть умным и добрым зависит от каждого из нас. И гораздо лучше быть хорошим мужиком, чем дурным господином… Чего бы, например, было тебе гордиться пред Машей, что ты родилась барышней, а она — горничной девушкой?.. А между тем ты гордишься!.. Я сама слышала, что ты ей вчера говорила, что она должна уважать тебя, потому что ты — барышня. Подумай: умно ли это? Разве это твоя заслуга?.. Ей за это тебя еще уважать не приходится, а скорей ты должна уважать ее за то, что она такая хорошая, исполнительная девушка, так о тебе заботится, так хорошо тебе служит и, наконец, потому, что она гораздо старше и умнее тебя. Прежде вырасти и поумней, тогда требуй уважения; а пока будь благодарна за то, что тебя любят и прощают твои глупости и недостатки… Вот, хоть бы теперь: ты вздор сказала Верочке! Горов потому только сказал, что не решается приглашать папу, что знает, как крепко папа занят, и, разумеется, не смеет отрывать его от серьезных дел для какой-нибудь детской елки, которая не может доставить ему удовольствия. Вот и все!.. А ты знай вперед, Лёля, что нет на свете, для людей умных и честных, ни важных, ни простых людей; а есть только люди полезные, добрые, умные или дурные да глупые. Первые всегда будут главными, и все их будут уважать. А вторых никто не будет ни уважать, ни любить, как они ни важничай и ни чванься без всякого на то права.
Лёля ушла очень сконфуженная выговором; а я уселась возле бабочки, на своем приятеле, набитом белом тюлене, и, положив голову ей на колени, спросила:
— Бабочка! Скажи мне, душечка, отчего вы говорили вчера, что вам досадно, что вы были на елке?..
Бабушка оставила свое дело и, посмотрев на меня с минуту, улыбаясь и о чем-то думая, наконец сказала:
— По-настоящему мне бы тебе следовало сказать, что это не твое дело, потому что нехорошо маленьким девочкам слушать и расспрашивать обо всем, что говорят между собою большие, но, пожалуй, я скажу тебе. Мне жаль, что Горов потратил столько денег на вздор, тогда как на них можно было сделать так много добра бедным людям.
— Что же такое, бабочка! Он такой богатый!.. Они и без того много добра делают, вы сами сказали… Вон его мать возит же бедным калачи и пироги…
— А ты и это слышала?.. Ну, вот видишь: они только хлеба им по праздникам возят; а на те деньги, что стоила эта елка, не только бы накормить их можно было, но дать дров на целую зиму и, пожалуй, еще и одеть.
— А зачем же вы нам делали елку?
— Мы делали елку для вашего удовольствия — это правда; но наша елка стоила недорого. Немножко можно истратить для удовольствия; но много тратить на пустяки — глупо и даже грешно!.. Когда вырастешь, ты сама поймешь это.
Я задумалась, а бабушка принялась за свое рисование.
— Я теперь знаю, — заговорила я через минуту, — эта старушка, мать Горова, наверное, думала то же!
— Отчего ты так думаешь? — спросила бабушка, снова внимательно глядя на меня.
— А оттого, что она так сердито смотрела на всех… А в зал, где была елка, вовсе даже и не вышла. Верно, она и видеть не хотела такой глупости, жалея бедных людей, у которых отняли тепло и платье… Правда, бабочка?..
— Правда, дорогая моя умница! — похвалила меня бабушка. — Тебе то же пришло в головку, что думалось и мне. Правда, видно, что стар да мал в мыслях сходятся!
И бабушка, ласково притянув меня к себе, крепко-крепко меня поцеловала.
Тут вошли мама с тетями, и бабушка рассказала им наш разговор.
— Старуха Горова, говорят, староверка, а староверы ведь не едят с православными, — сказала тетя Катя. — Верно, она оттого и не пришла в зал.
