Ллойд хотел возразить, но Дейзи заговорила раньше.
– В войне победил не свободный рынок и капиталистическое предпринимательство, – возмущенно сказала она. – В войне победили люди, сплоченно работая и помогая друг другу нести свою ношу, – все делали, кто что мог. Это и есть социализм!
Ллойду нравилось, когда она говорила так страстно, но сам он вел себя более рассудительно.
– У нас уже приняты меры, которые старые члены партии тори назвали бы большевизмом: контроль государства над железными дорогами, рудниками и морскими перевозками, например, – все эти меры ввел Черчилль. А Эрни Бевин всю войну стоял во главе экономического планирования.
Берни со знающим видом покачал головой – стариковским движением, которое так раздражало Ллойда.
– Голосуют не головой, а сердцем, – сказал он. – Всем захочется выразить свою благодарность.
– Ну, не имеет смысла здесь сидеть и спорить, – сказал Ллойд. – Лучше я пойду спорить с избирателями.
Ллойд с Дейзи сели на автобус, идущий на север, и через несколько остановок сошли у паба «Черный лев» в Шордитче, где у них была встреча с группой агитаторов от Хокстонской окружной ячейки лейбористов. На самом деле Ллойд понимал, что им не нужно спорить с избирателями – их главной целью было найти сторонников, чтобы в день выборов удостовериться, что все они пришли голосовать. Своих надежных сторонников лейбористов отмечали, надежных сторонников других партий вычеркивали. Только люди, еще не принявшие решения, заслуживали больше, чем несколько секунд: им предоставлялась возможность поговорить с кандидатом.
Несколько человек восприняли Ллойда недоброжелательно.
– Майор, да? – сказала одна женщина. – А мой Альф – капрал. Он говорит, что из-за офицеров мы едва не проиграли войну.
Были и обвинения в семейственности:
– Не сын ли вы члена парламента от Олдгейта? Это что, наследственная монархия?
Он вспомнил совет своей матери: «Ты никогда не получишь лишний голос, доказав, что избиратель – дурак. Будь обаятельным, будь скромным, никогда не выходи из себя. Если избиратель держится грубо и враждебно – поблагодари его за потраченное на тебя время и уходи. Оставишь его в сомнениях, вдруг он неверно о тебе судил».
Представители рабочего класса были убежденными лейбористами. Ллойду многие говорили, что Эттли и Бевин во время войны проявили себя отлично. Колебались в основном представители среднего класса. Когда Ллойду говорили, что войну выиграл Черчилль, он отвечал деликатной формулировкой Эттли: «Не один человек был в правительстве, и в войне победил не один».
Черчилль называл Эттли скромным человеком, который мог бы гордиться многими своими достоинствами. Острый ум Эттли был не столь жесток, а потому более эффективен; во всяком случае, по мнению Ллойда.
Двое избирателей упомянули действующего в настоящий момент члена парламента от Хокстона, либерала, и сказали, что будут голосовать за него, потому что он помог им решить одну проблему. К членам парламента часто обращался кто-нибудь из избирателей, считающий, что с ним обошлись несправедливо – правительство, или работодатель, или соседи. Такие дела отнимали много времени, но приносили голоса.
В целом Ллойд не мог определить, куда склоняется общественное мнение.
И лишь один избиратель упомянул о Дейзи. К двери он подошел с полным ртом еды.
– Добрый вечер, господин Перкинсон, – сказал Ллойд. – Насколько мне известно, вы хотели меня о чем-то спросить.
– Ваша невеста была в партии фашистов, – сказал Перкинсон, пережевывая.
Ллойд догадался, что он читал злобную статейку про Ллойда и Дейзи, озаглавленную «Социалист и виконтесса».
Ллойд кивнул.
– Фашизм ненадолго обманул ее, как и многих других.
– Как может социалист жениться на фашистке?
Ллойд оглянулся, нашел глазами Дейзи и поманил.
– Вот господин Перкинсон спрашивает меня о моей невесте, которая когда-то была в партии фашистов.
– Рада с вами познакомиться, господин Перкинсон, – Дейзи пожала ему руку. – Я вполне понимаю ваше беспокойство. Мой первый муж в тридцатые годы был фашистом, и я его поддерживала.
Перкинсон кивнул. Очевидно, он считал, что взгляды жены должен формировать муж.
– Как это было глупо с нашей стороны! – продолжала Дейзи. – Но когда началась война, мой первый муж пошел в ВВС Великобритании и сражался с нацистами так же смело, как остальные.
– Неужели?
– В прошлом году, когда он летел на своем «Тайфуне» над Францией, обстреливая немецкий поезд с войсками, его самолет был сбит, и он погиб. Так что я вдова погибшего на войне.
Перкинсон проглотил свою еду.
– Мне, конечно, очень жаль это слышать.
Но Дейзи еще не закончила.
– А я всю войну жила в Лондоне. В течение всех бомбардировок я на машине «скорой помощи» отвозила раненых в больницы.
– Я уверен, это было очень мужественно с вашей стороны.
– Ну, я надеюсь, вы признаете, что и мой покойный муж и я – оба заплатили свой долг.
– Я об этом не знал, – угрюмо сказал Перкинсон.
– Ну, не будем больше отнимать у вас время, – сказал Ллойд. – Спасибо, что объяснили мне вашу точку зрения. Хорошего вечера.
Они пошли дальше, и Дейзи сказала:
– Не думаю, что у нас получилось перетянуть его на свою сторону.
– Это никогда не получается, – ответил Ллойд. – Но теперь он увидел эту историю с обеих сторон, и, может, когда сегодня вечером в пабе начнут нас обсуждать, он хотя бы не будет громогласно выступать по этому поводу.
– Ну-ну.
Ллойд почувствовал, что ободрить Дейзи у него не получилось.
Они рано закончили обход избирателей, так как сегодня вечером на радио Би-би-си должна была выйти в эфир первая передача, посвященная выборам, и все партийные работники собирались ее слушать. Честь вести первую передачу была оказана Черчиллю.
Когда они сели в автобус, Дейзи сказала:
– Я так волнуюсь… Я стану тебе помехой на выборах.
– Не бывает идеальных кандидатов, – сказал Ллойд. – Имеет значение лишь, как ты справляешься со своими проблемами.
– Я не хочу быть твоим уязвимым местом. Может быть, я должна уйти с твоего пути.
– Напротив, я хочу, чтобы все знали все о тебе с самого начала. Если ты окажешься помехой – я уйду из политики.
– Нет-нет! Мне было бы невыносимо думать, что из-за меня ты отказался от своей мечты.
– До этого не дойдет, – сказал он, но снова заметил, что ему не удалось ее успокоить.
Когда они вернулись на Натли-стрит, семья Леквиз сидела на кухне вокруг радиоприемника.
