В эту версию отлично вписывались все детали, озвученные Кариной. Даже тот интересный факт, что Еремеенко в некотором роде шиковал. Хвастался дорогим смартфоном и пригласил незнакомую толстушку в ресторан. Возможно, Бражников выплатил ему сразу часть гонорара?
Сложив в уме все данные, Стежнев перебрался в вагон-ресторан, заказал пива и решил позвонить Ковалеву. Но вместо генерала трубку взял кто-то незнакомый. С ним Стежнев говорить не стал, но сам факт того, что телефон в чужих руках, вызвал беспокойство. Что, если все же ФСБ проводит операцию и Ковалев разоблачен и уже арестован? Что, если они засекли, откуда сейчас звонили, и Стежнева встретят в Ростове? Страх все больше овладевал им.
Теперь идея соскочить с поезда на ходу уже не казалась такой уж безумной. Но, с другой стороны, ну, спрыгнешь, а дальше что? Куда бежать? Есть ли в этом вообще смысл? Без денег, без документов, с которыми можно выехать за границу?
Нет, смысла в этом не было, все равно поймают.
А если все же попытаться обскакать Ковалева? Без оглядки на то, арестован он или нет. Если арестован, то завладеть носителем с данными и продать их от своего имени — вообще единственный и самый верный способ уцелеть. Только такой ход позволит заручиться поддержкой западных спецслужб в переправке за границу, а также еще даст и возможность обеспечить себя финансово до конца жизни. Все остальное — пустое и лишенное смысла паническое действие. Можно сбежать сейчас, можно бегать какое-то время, как лис, гонимый собаками, но кончится это одним — поимкой. Тут уж так — либо все, либо ничего.
Если же Ковалев не арестован, то все равно оставался смысл рискнуть. Стежневу уже надоело быть у генерала на побегушках, и он понимал, что рано или поздно, но предел наступит. Так лучше не доводить до него. Такого удобного момента, как сейчас, может, еще много лет ждать придется.
Приняв столь непростое решение, Стежнев ощутил заметное облегчение. Всегда так. Трудно сделать выбор, а дальше рефлексы бывшего фээсбэшника и опыт преступника начинают работать сами, направляя к поставленной цели.
В первую очередь следовало допросить проводницу Аню. К сожалению, в поезде нет мест, хорошо приспособленных для допроса, так что придется устраивать пытки, запершись в купе проводников. Стежнев проверил в карманах все необходимое — пластырь-кляп, несколько пластиковых хомутов, какими стягивают жгуты проводов, опасная бритва. Нож был бы удобнее, но Стежнев давно понял, что в качестве угрозы бритва действует на людей намного сильнее, они ее боятся гораздо больше, чем ножа. Вот если для убийства пускать в ход, то лучше нож. А для психологического воздействия нет ничего лучше опасной бритвы.
К счастью, большинство людей уже легли спать и сутолоки в проходе не было. Оказавшись у Аниного купе и увидев ее у порога, Стежнев без разговоров, одним ударом кулака отправил проводницу в нокаут, после чего закрыл и даже запер дверь, заклеил Ане рот пластырем, который прихватил на случай допроса Еремеенко, а руки стянул за спиной пластиковым хомутом для проводов. Обыскав ее, он обнаружил только телефон и спецключи для вагонных замков. Их Стежнев забрал — пригодятся, штука полезная.
Он убедился еще раз, что запер дверь купе на замок, и усадил находящуюся без сознания Аню на полку, привалив спиной к стене. Одну ее щиколотку он притянул хомутом к ножке стола, а другую ногу вытянул и отвел в сторону, прикрепив за хомут к стойке напротив. В результате Аня оказалась в весьма раскоряченной позе с широко раздвинутыми и скованными ногами и руками, спутанными за спиной. Не подергаешься. Рот ей он заклеил пластырем.
Он смотрел на проводницу и представлял, как будет допрашивать, медленно истязая ее. Тут важно было не сорваться. Все-таки информация сейчас важнее удовольствия от садизма.
Иногда Стежнев разряжал свое накопившееся напряжение на девочках, иногда на мальчиках — под настроение. Гомосексуальный опыт он приобрел подростком случайно в спортивном лагере, когда его после отбоя зажали два «мужика» из взрослой клубной команды и отделали и в зад и в рот так, что он несколько суток приходил в себя, пытаясь забыть происшедшее. С тех пор он дал себе зарок никогда не отдаваться, но всегда только брать и иметь. Брать, что нужно, и иметь, кого хочется! Власть над человеком, что может быть слаще? Только крики и стоны истязаемого и опускаемого человека. Он не всегда убивал после насилия. Зачем? Но когда убивал медленно и изощренно или пытал, то испытывал возбуждение, требующее непременного сексуального удовлетворения. И если мог, он пользовал умирающую жертву, чтоб сбросить напряжение в мошонке, избавиться от ломоты в паху. То, что Аня не девочка, его не останавливало.
«У баб дырок много, — говорил он сам себе. — Хоть одна подходящая, да найдется!»
Стежнев, чтобы не ждать, пока она очнется сама, отвесил Ане пару весомых пощечин. Та пришла в себя, попыталась замычать, затем начала бешено вращать глазами, пытаясь понять, что с ней происходит.
— Времени мало, работы много, — сообщил Стежнев, открывая перед лицом Ани опасную бритву. — Если ты будешь артачиться, мне тебя придется по кускам резать. Начну, ясное дело, с клитора.
Он опустил бритву и, медленно проведя лезвием, сделал на форменной Аниной юбке сантиметровый надрез. Лицо проводницы побагровело от напряжения.
— Так, сначала внимательно меня послушаем, — сообщил Стежнев. — Потом я сниму у тебя со рта пластырь, и ты ответишь на несколько вопросов. Тогда твоя комплектность не пострадает. Если попробуешь кричать, я тебя опять вырублю, но очнешься ты уже без обозначенной части тела. Если ты меня поняла, кивни.
Аня несколько раз судорожно кивнула.
— Ну вот и хорошо. У тебя есть шанс уцелеть. Теперь внимательно слушаем, что я скажу. Я офицер ФСБ. За все, что я с тобой сделаю, мне ровным счетом ничего не будет. А если сделаю это хорошо, то мне еще и премию дадут. — Стежнев сунул Ане под нос удостоверение. — Мне поручено расследовать обстоятельства пропажи курьера, перевозившего секретные документы. Я знаю, что ты лично принимала участие в нападении на него.
Стежнев достал смартфон и показал фотографию Еремеенко в обнимку с Кариной. По глазам Ани было понятно, что она знает, о ком речь.
— Так вот, — продолжил Стежнев. — Когда я сниму с твоего рта пластырь, ты без лишнего текста сообщишь мне следующее. Первое, куда дели курьера, жив он или убит. Второе, где сейчас находится носитель с данными, выглядит он как смартфон. И третье, кто тебя завербовал и как на него выйти. Все понятно?
От услышанного Аня впала в нечто вроде ступора. Она все слышала, все понимала, но масштаб катастрофы, в которую она себя ввергла, позарившись на один лишь смартфон Еремеенко, подавил ее.
Когда она шла на преступление, то самое большое, чего можно было ожидать, — это отсидка за ограбление. Это был совершенно иной расклад, чем складывался со слов Стежнева. Тюрьмы проводница не боялась. Она по молодости отсидела год за мошенничество и нашла пребывание в тюрьме более приятным, чем на воле, где надо каждый день мыть вагонные туалеты за нищенскую зарплату и где лесбиянке не так просто найти не то что постоянную пару, а даже возможность задорного перепихончика.
